Одиннадцать тысяч палок или любовные похождения господаря
Шрифт:
Я набросился на него, схватив с ночного столика лежавшую там плетку для собак, и исхлестал его со всей силой, которую вдохнула в меня моя ревность. Долго стегал я его. Я был сильнее его, и под конец моя жена над ним сжалилась. Увы! Она сказала мне:
— Андрей, дайте мне ваш х…
Она отдрочила меня, но не позволила к себе прикоснуться. Потом позвала свою собаку, красивого дога, кобеля, которого она тоже чуточку подрочила. Когда его заостренный прут встал, она заставила меня покрыть ее, приказав мне помогать бедной зверюге, у которой язык вываливался из пасти — так она задыхалась от вожделения.
На следующий вечер я умолял свою жену позволить мне исполнить свои супружеские обязанности.
— Я обожаю тебя, — говорил я, — никто никогда не сможет полюбить тебя так же, как я, я — твой раб. Делай со мной все, что захочешь.
Она была нага и обворожительна. Ее волосы разметались по постели, земляничники грудей притягивали меня, я не мог удержаться от слез. Она вытащила мой х... и медленно, скупыми движениями руки отдрочила его. Потом позвонила, и в спальне появилась молодая горничная, которую она наняла в Ницце, девка была в одной рубашке, ибо уже легла в постель. Жена опять заставила меня усесться в кресло, и я стал свидетелем игр и шалостей двух разгоряченных трибад, которые, задыхаясь и пуская слюну, раз за разом доводили друг друга до оргазма. Они делали друг другу минет, дрочили друг друга своими ляжками, и я видел, как зад юной Нинетты — полный и упругий — вздымался над моей женой, чьи глаза тонули в омуте похоти.
Я хотел подойти к ним, но Флоренс и Нинетта принялись насмехаться надо мной и меня отдрочили, вновь погрузившись после этого в свой противный природе разврат.
На следующий день моя жена уже не звала Нинетту, теперь очередь мучить меня пришла какому-то офицеру альпийских стрелков. У него был огромный и очень темный член. Он оказался грубияном и хамом, меня оскорблял и избивал.
Вые.. .в мою жену, он приказал мне подойти к кровати и, схватив все ту же плетку для собак, хлестнул меня ею по лицу. От боли я закричал. Увы! Взрыв смеха моей жены вновь вызвал у меня все тот же приступ болезненного сладострастия, который я уже испытывал.
Я дал себя раздеть грубому солдафону, которому, чтобы возбудиться, было необходимо подвергнуть кого-то бичеванию.
Когда я остался голым, этот самый альпиец принялся меня оскорблять, называя рогоносцем, рогачем и всякими другими подобными словами, а потом, подняв плетку, обрушил ее на мой зад; первые удары показались чудовищно жестокими, но я увидел, что жена входит во вкус моих мук, и ее удовольствие стало моим. Я сам обрел в страданиях удовольствие.
Каждый удар обрушивался мне на ягодицы как чуть чрезмерный приступ вожделения. Первоначальная жгучая боль почти сразу же превратилась в изощренную щекотку, и мой уд немедленно встал. Удары уже сдирали с меня клочья кожи, и показавшаяся на заднице
Палец моей жены копошился среди мха, украшавшего ее прелестную п...ду. Другой рукой она подрачивала моего палача. Град ударов внезапно чуть ли не удвоился, и я почувствовал, что приближается момент оргазма. Мой мозг преисполнился восторга, подобные моменты переживали, должно быть, прославляемые церковью мученики.
Я поднялся, весь в крови и со стоящим колом членом, и бросился на свою жену.
Ни она, ни ее любовник не в силах были мне помешать. Я упал в объятия своей нареченной, и мой член, едва дотронувшись до золоченой шерстки у нее на п...де, выметнул под мои ужасающие вопли из себя всю малофью.
Но альпиец уже оторвал меня от едва обретенного прибежища, а покрасневшая от гнева жена заявила, что я заслуживаю наказания.
Она взяла булавки и стала втыкать их одну за другой мне в тело, испытывая при этом нескончаемое сладострастие. От боли я страшно кричал. Любой пожалел бы меня, но только не моя недостойная супруга: она, вся раскрасневшись, улеглась на кровать и, раздвинув ноги, схватила своего любовника за огромный ослиный х... и, раздвинув волосы и губы своей п...ды, погрузила его член внутрь —до самой мошонки, а любовник ее тем временем кусал ей груди, ну а я как безумный катался по земле, еще глубже загоняя себе в тело булавки.
Я пришел в себя в руках у красотки Нинетты, которая, присев надо мной на корточки, выдергивала из меня булавки. Я слышал, как в соседней комнате моя жена бранится и кричит, кончая в объятиях офицера. Боль, которую мне причиняли вытаскиваемые Нинеттой булавки, смешивалась со страданиями, причиняемыми наслаждением моей жены, и х... мой, казалось, был готов от них разорваться.
Нинетта, как я уже говорил, присела надо мной на корточки, и я не мог удержаться, чтобы не схватить ее за опушавшую п...ду бородку, палец мой соскользнул во влажную щель, но...
Увы! В этот момент открылась дверь и внутрь ввалился жуткий botcha, то есть подручный каменщика из Пьемонта.
Это был любовник Нинетты, и его обуял приступ безудержной ярости. Он задрал юбку своей любовницы и изо всех сил принялся отвешивать ей удары прямо у меня перед глазами. Потом он расстегнул свой кожаный ремень и начал стегать ее им. Она кричала:
— Я не трахалась с моим господином!
— Это за то, — отвечал каменотес, — что он держал тебя за шерсть на манде.
Тщетно защищалась Нинетта. Ее пышный смуглый зад подскакивал и извивался под ударами кожаной ленты, которая свистела, рассекая воздух, словно бросающаяся на добычу змея. Через миг ее задницу словно объял огонь. Ей, должно быть, нравились подобные головомойки, поскольку она обернулась и, схватив своего любовника за ширинку, расстегнула ему штаны и извлекла наружу елду вместе с мошонкой, все это сооружение весило самое меньшее килограмма три с половиной.
X... у мерзавца стоял, как у хряка. Он взгромоздился на Нинетту, которая скрестила изящные и трепетные ноги за спиной у работяги. Я видел, как толщенный болт нырнул в заросшую волосами п...ду, которая сглотнула его, будто пастилку, и тут же вытолкнула вновь, словно поршень. Они кончали неспешно и долго, и их крики смешивались с криками моей жены.