Одиннадцать
Шрифт:
Машка хотела заплакать, но Вова шутливо ей показал кулак.
– Не реветь! Отдохнем сейчас. Пожалуйста, не реви.
Маша улыбнулась сквозь проступающие слезы.
– Ефим, Манька совсем расклеилась! – крикнул Вова Ефиму, который ломал ветки для костра.
Ефим подошел.
– Как ты? – спросил он у Маши.
Та не успела ответить, Вова, стягивающий её склизкие ичиги, ответил за неё:
– Хуёво! Она четыре дня голодала – чего спрашивать? Это мы… надо было учесть.
– Понял. Ладно,
– Да, – тихо сказала Маня.
– Переоденься только. Вова, поможешь ей? А я пока костерчик сооружу…. Супчик сварим… А?
– Помогу, конечно.
– Ну и ладненько!
Ефим вернулся к своему занятию по обламыванию веток.
Солнце жарило, как сумасшедшее! Это хорошо – вещи сохли. Ефим и Вова, обмотавшись, как папуасы, отрезами тканей, сидели у костра. Их штаны парили над огнем. Ичиги, носки, кофты – вся белиберда сушилась рядом. Манька, укутанная одеялами, спала недалеко, под берёзой. Комары жужжали и доставали. Но Маньку они не волновали!
– Хоть позагораем, – сказал Ефим.
– Её комары сожрут! – Вова посмотрел на Машу.
– За пять дней не сожрали, и теперь не сожрут.
– За пять?
– А за сколько? Сам же сказал – четыре ночи, пять дней.
– Точно. А я и забыл.
– Говори: «За шесть!» – не ошибешься! – посоветовал Ефим.
– Теперь уже, точно – за шесть.
– А я про чё? Как там мяско?
– Мяско уже воняет, – нерадостную весть сообщил Володя.
– До завтра не протухнет?
– До завтра – нет.
– А чего там осталось-то? Копченое – тоже воняет?
Вова поднес к носу кусок копченого мяса:
– Вроде, нет.
– Но-ка, дай! – Ефим понюхал сам. – Нормалёк!
– Нормальное?
– Вполне! – Ефим остался доволен. – Пойду, рогоза надергаю. Сегодня у нас на обед – «макарошки»!
– Давай-давай. Я углей накочегарю – чтобы лучше запечь, – сказал Вова.
– Давай-давай! – Ефим спускался к озеру, к камышам.
Маня проснулась, как разбитое корыто.
– Чё, Мань – хреново? – спросил её Володя, сразу поняв по виду, как ей тяжело.
– Да, – почти со слезами, спросонья ответила Маша.
– Ну, не реви – договорились же! Говори, что и как – поможем! Только, не реви! Мы же не бросим тебя, но знать надо, что и как… с тобой. Понимаешь?
– Понимаю, – Машка все-таки заплакала.
– Ой, бля! – выругался Вова. – Что случилось?
– У меня, кажется, началось…
– Что, началось?
– Низ живота болит…
Вова понял!
– Вековые?
– Что? – сначала не поняла Маша, а когда поняла – улыбнулась. – Да… вековые… кажется.
– Что кажется? Проверь.
Маша заглянула под одеяло, что-то там поделала.
– Начались.
«Ещё не легче! – подумал Вова. – Во, Фима обрадуется!», а в слух сказал:
– Ну и чего ревешь? Обычное дело – первый раз, что ли?
– Но мне и так неудобно… вы со мной возитесь….
– Заткнись! – грубо остановил её Вова, и сам удивился себе. – «Возитесь!» Никто с тобой не возится – ты одна из нас! Ты бы бросила меня, если бы у меня был насморк?
Маша поняла вопрос.
– Нет! – ответила она.
– Так а хули ты мне тут ревешь, когда у тебя всего лишь… Это же говорит о том, что ты вполне здорова.
– А вы, правда, доктор? – Маша с испугу перешла на «вы».
– Что сразу на «вы»-то?
– Не знаю! – Маша сидела на одеяле, плотно сжав ноги.
Вова понял, что к чему. Он встал, подошел к своей поняге, достал кусок всё той же льняной ткани (не использованный до ныне – как знал!) и протянул его Маше.
– Хватит?
– Хватит, конечно.
– Извини – другого ничего нет. Разберешься?
– Да! – Маша не знала, куда деть глаза – ей было так неудобно…
Вова постарался приободрить её улыбкой:
– Я, правда, доктор – врач.
– А какой?
– Всякий – какой хочешь! В твоем случае – педиатр!
Маша надула губки.
– Чего? – спросил её Вова.
– Почему, в моём – педиатр?
– Тебе лет-то сколько?
– Причем тут годы?
Вова рассмеялся:
– Не смеши – «годы!» В куклы, наверное, до сих пор играешь?
– Ага – в «Кенов»! – зло парировала Маша. – Нам в четырнадцать лет разрешили замуж выходить! Прикинь, сколько девочка должна узнать до этого времени, чтобы не слыть «фригидной лохушкой»?
– Кем? – не понял Вова. – Ты хочешь сказать, что в тринадцать?…
– А во сколько, если паспорт дают в четырнадцать?!
– Серьезно?! – Вова оторопел. – Ты не шутишь?
– Знаешь, что такое – «одноклассницы»?
– Нет.
– Это – суки ёбббнннн! – Машка прикрыла ладонью рот. – Извиняюсь… Попробуй, будь ни как все! У тебя уже паспорт, а ты ху…, – она осеклась, – не видела?
– Ты не шутишь? – Вова смотрел на неё из-подо лба, почёсывая, одновременно, переносицу. – Правда, да?!
– Отвернись! – Машка осмелела.
– Как скажешь! – Вова отвернулся. – Ну, дела-а!
– Ну, что, гаврики – готовы «макарошки» хавать? – коротконогий, мокрый, но почему-то весёлый Ефим, как пузатый китаец, поднимался на бугор, к костру, держа охапку мокрых корней в руках. – Чего приуныли, шантропа?
– Приуноешь тут! – отозвался Володя.
– Да ладно! – остановила его Маша.
– Что случилось? – Ефим свалил свою вязанку к костру. – Поругались, что ли? Завязывайте!