Одиннадцать
Шрифт:
– Не скучно! Продолжай – что там дальше было! – Вова искренне смеялся. – Вот, умеешь же, когда хочешь!
– Да-да-да, о чем с вами говорить? У вас на уме, Вольдемар, только драки, разврат и желание действовать, вопреки закону…. притяжения! Вот с вами – не соскучишься, Вольдемар. Ребятки, ребятки, – вздохнул Ефим, – ваше пространство в черепной коробке заполнено только прагматичными идеями: «А что дальше будет?», «А что я буду иметь?», «А как бы мне это успеть, достать, получить?» Прагматизм – философия уродов и нищих. Наслаждайтесь, чем есть, – в этом тоже кайф и много красивого.
Маша непроизвольно подняла голову вверх. Вова тоже. Ефим посмотрел, куда это они там смотрят?
– Ну, и что вы видите?
– Спутник летит, – сказала Маша.
– А ты, Вова?
Вова опустил голову и посмотрел на Ефима:
– А я смотрю, ты, брат, уже на небо насмотрелся! Как я с тобой во времени буду путешествовать? У тебя голова не болит?
Ефим не опускал голову – он продолжал смотреть на летящий спутник. Но ответил:
– Нет никакого времени!
Вова засмеялся:
– Здрасти! Теперь и времени у него нет! Опусти голову – а то и сам исчезнешь.
Ефим опустит голову, улыбаясь.
– Чего ты орешь?! Нет никакого времени. Путешествие во времени – это такая сказка. Ты что поверил, что мы можем теряться во времени? Всё происходит в наших «шарабанах». Даже если и гены они там перетряхнут, наколют нас химией, усыпят и отправят в астрал – всё равно мы останемся по содержанию в нашем теле – тела-то хер куда отправишь. Так что, все эти путешествия – наше воображение, сны, галлюцинации. А времени нет – «Опа!» Помнишь? И всё! Только – «Опа!» есть. Все остальное, лишь то, как мы себе это «Опа!» рисуем! Нет пространства, нет и времени – есть действительность, мимолетная, как вон та комета!
По небу чиркнула звезда.
– Ты больше не тони, Фима! А то мы не дойдем без тебя – кто нам будет байки травить?
– Доктор, ты доктор! Вот ты доктор, а всё играешь в солдатиков. Сказали – поверил! Приказали – выполнил! Живи своим умом, Пчёла! Не слушай никого, кроме самого себя. Твоя жизнь – только твоя. Твоя философия – только твоя. Твои мысли в твоём шарабане – только твои. Будь свободным и независимым.
– Это точно – слушать тебя, уже сил нет!
– А в чём разница? – спросила Маша.
– Разница в чём? – не понял Ефим.
– Ну, «свобода и независимость» – в чём разница.
– А-а? – Ефиму понравилось, что её заинтересовало. – Ну, во первых, пишутся и произносятся по разному.
Володя хмыкнул:
– Давай, теперь девочке засоряй мозги.
– А во вторых, – не обращая на обидные Вовины выпады, продолжал Ефим. – Если ты сам за себя платишь – это независимость. А если за тебя никто не думает, и ты решения принимаешь сам – это свобода!
– Про сексуальную независимость только ей не рассказывай, – вставил Вова. – «Своими руками»…
– Не слушай его – он свободен сегодня! Он здесь, на «острове» – свободен. И независим! Через месяц, в своей поликлинике он будет иметь бледный вид… и вспоминать мои слова. Он ещё сам этого не понимает. Запахи болота забудет, как тепло у костра – не вспомнит, нас с тобой из памяти сотрет, а идея – останется. Он даже где-нибудь «соплёй блеснет» – это точно! Видишь, как его зацепило! Ты-то как?
– Нормально, – Маша добрыми глазами смотрела на Ефима.
– Как животик?
– Болит немного. Я про него почти забыла. Пока вы…
– Рад что «мы» заставили своими баснями забыть про боль – тоже польза, слышь, Вова? А ты говоришь!.. Ладно, давайте спать – завтра нам болото штурмовать. Справишься, Маш?
– Постараюсь.
– Постарайся, милая. Только не молчи – если что, говори! Лучше ещё одну ночь проведем на болоте, главное не молчи. А если дойдем до «суши» – там и отдохнем нормально…я надеюсь. Правильно я говорю, доктор?
– Правильно, – Вова подложил дров в огонь.
– Ну вот, – поговорили. Не холодно тебе?
– Нет, – сказала Маша и грустно улыбнулась.
– Ничего-ничего, дочка – прорвемся! Потом с улыбкой будешь вспоминать свои приключения… Если, конечно… Ну, ладно – я спать заваливаюсь. Остальные – свободны… и независимы! Гут найт, друзья мои болотные, гут найт!
Следующий день воспринимается, как чавканье, сырость, комары, утки, трясина кое-где, пекло и усталость. Перекурили, и опять: чавканье, сырость, комары, утки, трясина кое-где, пекло, и ещё большая усталость. Но долгожданная «суша» под заветной горой – приблизилась! И вот они уже на твердой почве, в лесной полосе, у родничка, который они приняли издалека за речку, под горой со скалой на вершине, живые, насколько можно, здоровые, но усталые и грязные. Зато веселые, что всё позади. Ломают хворост и разжигают огонь.
– Манька! Ты человек, – веселится Ефим. – Ты – настоящий пацан! Вытерпела! Молодец! Переодевайся – мы сами дров натаскаем!
Маня, еле живая, но тоже счастливая, что болото прошла, еле шевеля руками, стала стягивать вонючие, мокрые чуни.
– Помочь? – спросил Вова.
– Нет – я сама – у вас и без меня забот хватает.
– Справишься?
– Конечно.
– Ну, как знаешь, – Вова продолжил рубить толстый сук старой, засохшей сосны.
Ближе к ночи, все так уделались, что было не до разговоров. Однако парни решили, что завтра день покажет, что там – за горой. Может её обойти можно будет, чтобы в лоб не штурмовать. По утру, Вова немного поднимется на гору и разведает, что дальше, с той стороны. А потом, когда они окажутся на той стороне горы, они настроят свои «приборы», и ещё раз определят, где Юг, выбрав следующий ориентир, если таковой (Вова надеялся) будет.
– А на хрена нам теперь ориентир? У нас часы есть!
– А ты уверен, что они идут правильно?
– Нет, – подумав, ответил Ефим.
– Вот, завтра и узнаем. В полдень.
– Если солнце будет.
Вова посмотрел на небо:
– А куда оно денется? С погодой пока везет.
– Согласен!
Перекусили, подсушили вещи, сполоснулись в ручье, и завалились спать, даже, не сделав шалаш – под открытым небом, на радость комарам.
Но утром планы изменились.
Раздувая костер, чтобы подогреть чай из свежих листьев бадана и прошлогодней брусники, которой поблизости оказалось в достатке, Ефим вдруг предложил: