Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов
Шрифт:
Заговорили об обэриутах.
– Я тогда слишком был занят собой и многое упустил.
А началось наше общение с того, что я представился:
– Я Семен Ласкин, а не Борис [283] .
– Ну и очень хорошо. Потому что вы и есть единственный писатель.
20.12.81. Из выступления Адмони [284] об Ахматовой… Ахматова, как и Гор, боялась переходить улицу даже по зеленому.
5.2.82. Вчера был вечер памяти Гора. Вел Гранин – хитрый кардинал, выступали Л. Ник. Рахманов, Брандис, Лурье, Притула, Урбан [285] и я. Я читал дневниковые записи, но нервничал и
283
Ласкин Б. С. (1914–1983) – прозаик, драматург, киносценарист. Автор сценариев фильмов «Карнавальная ночь» (вместе с В. Поляковым), «Дайте жалобную книгу» (вместе с А. Галичем), песен «Спят курганы темные», «Три танкиста» и многих других. Троюродный брат моего дедушки. Жил в Москве. Творческая биография началась с одобрения Горького, которому он послал свои стихи в Сорренто и получил доброжелательный ответ. Сохранились письма, в которых в роли Горького выступает сам Б. С. – он дает советы моему отцу и размышляет о трудностях профессии писателя. После первых публикаций отца отношения изменились настолько, что недавний покровитель попросил воспитанника взять псевдоним. Как видно, Б. С. – внук купца второй гильдии – считал нежелательным присутствие на литературном «рынке» двух однофамильцев (к тому же второй имел отчество Борисович).
284
Адмони В. Г. (1909–1993) – лингвист, литературовед, переводчик. Известен не только как германист и теоретик языка, но как участник процесса над Бродским – на суде пытался защитить поэта, высоко оценив его переводы и стихи. Жил в Ленинграде-Петербурге.
285
Ленинградские-петербургские писатели: прозаики Л. Рахманов (1908–1988), Д. Притула (1939–2012), критики Е. Брандис (1916–1985), С. Лурье (1942–2015), А. Урбан (1933–1989).
28.2.82. Читаю дневник и поражаюсь, как мало использовал фактов своей жизни – смерть Миши [286] , одиночество мамы, ее смерть, Гор с его судьбой, Наталья Акимовна – это же так близко было ко мне!
9.9.93. Прочитал в статье Женьки Рейна – очень хорошей – ответ на риторический вопрос Гора: «Кто реальнее – Евгений Онегин или сосед Иван Иванович?»
Рейн, обдумывая автобиографическую прозу Довлатова, пишет так («Столица», 32, 1993, с. 61): «Но когда читатель Довлатова полагает, что все описанное им – «правда», что герои этих записей пойманы, как бабочки на булавку, они по-своему правы. Истинное искусство уничтожает свой материал и становится единственным образцом в духовной вселенной… Из эмпирического он делал эстетическое на одной ограниченной арене».
286
Родной брат отца врач М. Ласкин (1926–1976) погиб в автокатастрофе.
Прототип – это толчок. Остальное – плод духа, то, что Рейн и называет: «искусство уничтожает свой материал». И там, где этого не происходит, не происходит и искусства.
4.9.95. Читаю статью о Льве Шестове, у меня много его книг, и, к сожалению, нет двух томов из шести собрания сочинений [287] . Он, как мне кажется, мне особенно близок.
Однажды итальянский рецензент, некий профессор-славист, читая мою книгу «…Вечности заложник», сказал, что Шестов мне близок. Это тогда мне показалось смешным, но потом я вспомнил, что в романе есть какие-то философские мысли Г. Гора, который и давал мне Шестова, когда здесь о нем все забыли.
287
Собрание сочинений Л. Шестова в шести томах (М., 1911).
Глава четвертая
«Стать Граниным сегодняшнего дня…»
(Даниил Гранин)
Вышло так, что это предисловие я начал писать на сороковой день после кончины Даниила Гранина (1919–2017). Когда я прочел об этой дате в фейсбуке, то сильно задумался. Как бы хотелось избежать общих слов (а их было произнесено слишком много!) и сказать нечто неформальное. Тем более что передо мной дневник, писавшийся для себя. В нем нет – и не может быть! – форсированных интонаций и намеренных преувеличений.
К тому же это для нас Гранин – классик, один из героев учебника по литературе, а для отца – хороший писатель и старший товарищ. Правда, когда он за ним записывает, то старается ничего не пропустить. Вроде как вслушивается. Так устроена речь Даниила Александровича, что порядок слов тут так же важен, как общий смысл.
Вообще Гранин не походил на тех литераторов, с которыми отец был знаком. Например, на Геннадия Гора. Если Гор – одиночка, человек абсолютно частный, то Даниил Александрович, что называется, «общественник». Ну а в некоторые годы – начальник. Вот почему даже в личных разговорах он старался придерживаться политеса.
Про начальника мы еще поговорим, а пока надо сказать о писателе. Дневник подтверждает, что в своем литературном хозяйстве он был хорошим хозяином. Представьте, фиксировал не только те разговоры, что нужны для текущей работы, но буквально все. Это он на всякий случай накапливал: если что – перелистаешь тетрадку, а там – ответ на любой вопрос (запись от 12.7.87).
Утомительно? Наверняка. Скорее всего, Даниил Александрович сердился, подобно чеховскому Тригорину, но от своих обязанностей не отлынивал. Мало ли еще на какую подробность расщедрится жизнь – и она войдет в его прозу.
Вот почему – отец не раз это подчеркивал – Гранин больше молчал, чем говорил. Ждал, когда собеседник раскроется. А уж там дело техники – в соответствии с неустаревающим рецептом чеховского героя запираешь «эту фразу и слова в свою литературную кладовую».
Обычно это происходило так. Даниил Александрович звонил, звал пройтись. Какой повод? Хорошая погода и временное затишье в делах. Маршруты были разные – чаще по Петроградке, а иногда – в сторону Летнего сада. В Комарово направлялись в сторону кладбища, а в Дубултах – вдоль взморья.
С годами отношения становились теплее (они несколько раз отмечали Новый год вместе), но дистанция сохранялась. Дело не в формальностях вроде должностей и званий, а в том, что существовала в Гранине некая убедительность. Одним на роду написано давать советы, а другим к ним прислушиваться.
Вот откуда эти: «Попробуйте…», «Нельзя…». Кстати, в таком духе Гранин разговаривал не только с младшими, но и со старшими. Например, Гору он говорил: «…не соглашайтесь сокращать, ждите…», «Вы бы лучше продали ее!» (записи от 28.8.71, 25.8.74).
Подобный тон не предполагает обсуждений. Его собеседники и не возражали. Если только в скобках или в придаточном предложении, отец что-то напишет в дневнике. Вроде как ухмыльнется: правда, конечно, но есть и другая сторона.
Как уже сказано, Даниил Александрович записывал разговоры, так что когда-нибудь мы узнаем, что показалось важным ему. Пока же у нас есть отцовские тетради. Пусть это не так много, как хотелось бы, но представление о собеседнике возникает.
Начнем с первых упоминаний. Вряд ли Гранин или отец могли точно вспомнить день и число, когда они познакомились. Ну, а на что дневник? В нем называется шестое и двадцатое октября пятьдесят четвертого года.
Вообразите медика-старшекурсника, который не очень-то занят учебой. У него есть занятие попривлекательней. Он увлечен литературой – и не то чтобы без взаимности. Его фельетоны публикует газета «Смена», клоун Вяткин [288] включает его репризы в репертуар. Да что репризы! Главное, монологи для самого Райкина! Актер всякий раз их благосклонно отклоняет, но именно тут к нему приходит признание. Он удостаивается восклицания капельдинерши, которая провожает его за кулисы:
288
Вяткин Б. П. (1913–1994) – цирковой артист, клоун (выступал под псевдонимом Карандаш).