Одиночка
Шрифт:
— Когда, можешь вспомнить? — спрашиваю.
А он плечами дергает, как всегда делает, когда смущен или не хочет отвечать.
— Если не скажешь, я сейчас встану и пойду домой, — грожу я и начинаю ерзать, будто пытаясь из его объятий высвободиться.
— Сиди, а, — недовольно ворчит Адиль, обнимая меня сильнее. — Вот сейчас, например».
— Что «сейчас например»? — буркаю я.
— Прямо
— Мам… — Я поднимаю глаза, ощущая себя глубоко запутавшейся и слабой. — Не знаю, что делать с Димой. Это его убьет… Я ни разу не была в такой ситуации… Я в панике… Понятия не имею, что делать.
— Ой, Даш. — Тяжело вздохнув, мама трет виски. — Ты-то можешь ничего не говорить, но где гарантии, что Адиль не расскажет?
«Так любите, — оживает в ушах его равнодушный голос. — Хвастаться не собираюсь».
— Думаю, он не скажет.
Не знаю, откуда во мне берется такая уверенность. Вчера вполне допускала мысль, что Адиль объявит о нашем сексе во всеуслышанье, а сейчас понимаю: нет, не объявит. Если я что и успела узнать о нем за время, покамы были вместе, так это то, что делиться чем бы то ни было Адиль не любит.
— Если ты с Димой хочешь остаться, тогда не говори, — мягко советует мама. — Потому что, даже если вы вместе останетесь, о доверии можно забыть. Сама ведь говоришь, он ревнивый без повода. По-настоящему измену простить могут единицы, и на это требуется очень много времени.
У меня не было возможности представить ситуацию, в которой я говорю Диме правду, но маминым словам безоговорочно доверяю. Смогла бы я забыть измену? Думаю, нет. Слишком больно.
— Дима вряд ли меня простит. Правильнее будет сразу расстаться.
— А ты сама хочешь с ним расставаться?
Хочу ли я порвать с Димой? Мысль об этом приводит в замешательство. Мы недавно съехались, и нам хорошо вместе. У нас отличный секс, комфортный быт, общая компания. Когда я думаю о Диме, испытываю тепло. Потому что он такой: теплый, надежный, заботливый. И я люблю его. Нет, я совсем не готова с ним расстаться.
Качаю головой. Почему-то стыдно произносить вслух: «Нет, не хочу». Слишком паршиво звучит. «Вчера я изменила Диме, но расставаться с ним не хочу». Господи, и как я до такого докатилась?
— Даш, это, по-моему, твой телефон звонит? — Мама указывает пальцем в потолок, подразумевая, что мобильный звонит в спальне на втором этаже.
Я нервно скрещиваю под столом ноги. Да, мой. Эту мелодию я слышу раз по пять на дню. Звонит Дима.
Мама все понимает без слов. Тянется, чтобы похлопать меня по руке, беззвучно подсказывает: «Надо ответить». Как же хорошо, что она у меня есть. Ни слова упрека. Только поддержка.
Вымученно улыбнувшись, я отодвигаю стул и встаю. Ответить действительно нужно. Несправедливо своим молчанием заставлять Диму нервничать. Как разговаривать с ним и не задохнуться от чувства вины — другой вопрос.
Глава 18
— Привет, зай. — Дима ласково обнимает меня за талию и следом дарит
Мама благодарит его исполненным достоинства кивком. Никаких смущенных «ой, скажешь тоже», никакого фальшивого хихиканья. За последние лет десять она действительно нисколько не поменялась. Вот что делают отсутствие стрессов, гармония с собой и правильное питание. Я, судя по всему, к тридцати годам буду выглядеть как потасканная сандалия.
— Проходи, — бормочу, с каждой новой секундой убеждаясь в преждевременности нашей встречи.
Дима позвонил сказать, что меня заберет, а я сходу не смогла придумать причину для отказа. Какую? Что хочу побыть одна? Для него-то ведь все осталось по-прежнему.
— Я пойду к себе, телевизор посмотрю, — подает голос мама. — Дашуль, ты на кухне сама хозяйничай. В холодильнике утка есть, если Дима голоден.
Смотрю на нее с благодарностью: за то, что намеренно дает мне возможность действовать самой. Обычно она накидывается на Диму и тащит его за стол, чтобы там одолевать расспросами: как дела на работе, как поживают родители, какие у нас планы на день рождения (Восьмое марта, Новый год), и видел ли он такой-то сериал. Первое время было немного неудобно перед Димой, но потом стало понятно, что он и сам не против таких разговоров. Их с мамой симпатия оказалась обоюдной.
— Как день рождения закончился? — спрашиваю, пока мы с Димой идем на кухню.
Я — нарочно впереди, чтобы отложить зрительный контакт.
— Нормально. Аня с Робсоном поругались, Сеня напился. Всё как обычно.
Протянув «угу», я останавливаюсь возле кофемашины. Руки двигаются суетливо и неуклюже. Вот зачем, зачем так рано? Я не была готова. Дима все поймет, стоит нам встретиться глазами. Нужно было взять день или два… Придумать причину: что хочу побыть на природе или что мне до сих пор нехорошо… Ложь — как болото. Если встал в него одной ногой, обязательно придется наступить и второй.
— Тебе покрепче или… — Слова умирают прямо в горле, потому что в этот момент Дима меня обнимает.
Его подбородок упирается в затылок, руки замком смыкаются на животе.
— Соскучился. Без тебя плохо спалось.
Затаив дыхание, я прикрываю глаза. Вот это — самая настоящая пытка, а не то, что было до нее. Там были мысли, а это реальность. Дима по мне скучал, а я его предала.
— Прости, — шепчу, уставившись на бронзовый набалдашник кухонного гарнитура. — Мне просто нехорошо было.
Дима целует меня в висок и вдруг заговорщически усмехается:
— Ксюша, кстати, вместе с Сеней в такси села. Похоже, нам всем следует ждать дубль два.
— Ты же сам сказал, что он напился. Она просто о нем заботится.
— Увидим, — хмыкает Дима и до того, как успеваю среагировать, разворачивает меня к себе.
Случается то, чего я боялась: наши глаза встречаются. Кажется, в этот момент что-то обязательно должно произойти: грянуть гром, начаться землетрясение… Но ничего не происходит. Дима смотрит на меня безмятежно, как и раньше, а я смотрю на него.