Одинокая душа для ведьмы с ребенком
Шрифт:
Олежек снова хихикнул. Костя, кажется, тоже.
— На самом деле мы все знаем, что было дальше, правда? Малыш пошел в школу и стал уже не малышом, а совсем большим мальчиком, а мама…
— Тоже пошла в школу и стала уже совсем большой мамой, — негромко подсказал Костя.
Теперь мы засмеялись втроем.
— Хорошая сказка? — спросила я.
— Да-а, — протянул Олежек, обнимая меня крепче.
— Ну что, большой мальчик, пойдешь спать?
— Ага-а.
Я на руках отнесла Олежку в его комнату, помогла раздеться и уложила.
Костя ждал, стоя у окна гостиной. Смотрел на заснеженный сад, а я остановилась в дверях и засмотрелась на него. Прежняя Марина, насколько я узнала ее по снам, на такого мужчину не клюнула бы, ее притягивали откровенные мачо, она западала на парней, любивших показать силу и власть. А мне нравилось исходящее от Кости спокойствие, ощущение уверенности. В нем горела сила, которую не нужно выпячивать, которая не требует самоутверждения.
Он обернулся, почувствовав мой взгляд. Улыбнулся озорной, мальчишеской улыбкой, поправил очки и вдруг сказал:
— Мне кажется, что твоя сказка еще не окончена. Чего-то в ней не хватает.
— Я знаю, чего, — я подошла к нему и встала рядом. За окном шел снег, крупные хлопья кружили в воздухе, мягко опускались на ветви яблонь, на сугробы с цепочками птичьих и кошачьих следов. А запах одеколона Кости был летним, солнечным и жарким — очень тонкий, едва заметный, я совсем не ощущала его, когда мы пили чай, но теперь чувствовала, и хотелось вдохнуть глубже.
— Все хорошие сказки заканчиваются примерно одинаково, — подсказал Костя. —
«И жили они долго и счастливо».
Я смотрела за окно, но точно знала, что Костя сейчас смотрит на меня. Его взгляд ощущался, как мягкое, ровное, ласковое тепло, как нежные, почти неощутимые прикосновения, и от этого кровь жарко приливала к щекам. «Блондинки слишком легко краснеют, — с досадой подумала я, — все на лице написано. А с другой стороны, чего мне стыдиться? Я свободная женщина, он свободный мужчина, и пока что все между нами шло, как нужно».
— У мамы из моей сказки тоже было свое заветное желание, — тихо сказала я. —
Почему-то мне кажется, что оно тоже исполнилось. Почти исполнилось.
Костя обнял меня, развернув к себе, и я запрокинула голову, всматриваясь в его лицо.
Сердце билось, как сумасшедшее, душа замерла, готовая взлететь, и только разум, умудренный опытом прошлой жизни, казалось, усмехался: «Ты как маленькая, как в первый раз влюбленная шестиклассница. Неужели сама не видишь, что он тоже тебя любит?»
— Сними очки, — попросила я. — Хочу видеть твои глаза.
Он снял очки, сложил их небрежным привычным движением кисти и спрятал в кармашек пиджака. Сказал преувеличенно серьезно:
— А еще они целоваться мешают, я знаю.
— Мальчишка, — рассмеялась я. И сама потянулась за поцелуем.
Губы Кости были мягкими, нежными и умелыми, а руки легли на мою талию осторожно и в то же время уверенно. Я обвила руками его шею, привстав на цыпочки, почему-то мне безумно нравилось, что я ниже его почти на голову, нравилось ощущать себя хрупкой девочкой рядом с сильным мужчиной. Каждый поцелуй был долгим и неторопливым, словно мы оба, не сговариваясь, решили никуда не спешить, не форсировать события, а просто наслаждаться каждым мигом новых отношений. Ладонь Кости скользнула вверх по моей спине, зарылась в волосы, поглаживая, придерживая, не давая отстраниться — да я и не собиралась отстраняться! Наоборот, прильнула всем телом, отчетливо ощутив его желание, и открыто посмотрела в глаза.
Можно ли взглядом передать любовь? Не знаю, но я очень этого хотела. «Мне не нужно постельное приключение, пусть даже долгое. Не нужно безумие страсти. Мне нужен ты. Мужчина, рядом с которым моя душа хочет петь, который уже стал близким и родным.
Верный, надежный и нежный. А главное — чтобы и я тебе была так же нужна».
Костя отстранился первым, очень осторожно, не отпуская моего взгляда. Мои ладони скользнули ему на плечи, и я мимолетно удивилась, почему ощущение шершавой ткани под пальцами кажется ярким и возбуждающим.
— Станешь моей женой? — Костя смотрел мне в глаза, и я отчетливо видела в его глазах страх ответа — и в самом деле, как у мальчишки. — Я не стану говорить, что не могу без тебя, если откажешь — смогу, куда денусь. Но, Марина, милая, я не хочу без тебя. Хочу с тобой. Быть с тобой, жить с тобой. Просыпаться с тобой рядом. Парня твоего на плечах катать. Второго у тебя выпросить. А, Мариш?
— Второго — это аргумент, — я сморгнула дурацкие слезы. Какие вообще слезы могут быть, когда я так невероятно, невозможно счастлива? — Я тоже хочу быть с тобой, Костя. Да, я стану твоей женой. С радостью.
Он подхватил меня на руки и закружил по комнате, и я с трудом удержалась от счастливого визга, только зашипела:
— Тихо, ребенок спит!
— Вот и хорошо, что спит, — шепотом отозвался Костя и принялся меня целовать:
горящие щеки, дрожащие от смеха губы, сцеловывать слезы из уголков глаз. — Маришка, ты невероятная! Как можно смеяться и плакать одновременно?
— Элементарно, — ответила я, — от счастья. Я счастлива, Костя. Очень счастлива.
Эпилог. Построить дом, посадить дерево, вырастить сына
— Мишка. Тошка! Где вас носит, хулиганы мелкие? — Высунувшись в окно, я осмотрела, насколько хватило обзора, двор и улицу, но увидела только Олежку, валявшегося на лоскутном одеяле на травке, с книжкой и тарелкой пирожков. — Олег, ты близнецов не видел?
Мой старший поднял голову:
— Вроде на улице носились со всей компанией. Позвать?
Он вскочил, не дожидаясь моего ответа, и помчался за калитку. «Эй, мелочь, — донеслось до меня, — мать зовет, не слышали, что ли?»