Одинокие боги
Шрифт:
Во двор въехал Финней с Мак-Калла. Они спешились и повели лошадей в загон. Я шел следом, когда Монте, вдруг внезапно остановившись, замер, показывая на что-то рукой.
В пыли четко вырисовывался отпечаток ноги, обутой в огромного размера мокасин.
— Боже праведный! — с благоговейным испугом прошептал Джакоб. — Вы только посмотрите на размер этой ноги!
— Две моих, — продолжал удивляться Монте, пристраивая в отпечаток свою ногу. — Нет, три!
Я посмотрел и отвернулся, размышляя над увиденным. Это не случайность.
Никогда прежде не появлялись подобные отпечатки, не оставлялось никаких знаков. Просто исчезали книги.
Это было послание, как бы говорившее мне: "Вот такой я есть. Если не хочешь идти дальше, сойди здесь с дороги... "
Все мое существо при этой мысли вдруг пронзила острая боль, сострадание и симпатия одновременно. Где такое существо найдет себе товарища? Кто преодолеет страх перед его необычными размерами, будет готов встретиться с ним, с этим существом или... человеком? Способен ли я на такой поступок? И как же он должен быть одинок, отрезан ото всех своей странной непохожестью на других!
Теперь у меня не возникало сомнений: отпечаток оставлен намеренно.
По-своему и я отличался от своих сверстников. И им, наверное, многое казалось странным, может быть, из-за того, что у меня не было родителей. Куда бы я ни попадал, люди нередко находили меня чудным, за исключением тех, кто жил в пустыне: конечно, в первую очередь это были индейцы.
Индейцам вообще все белые люди казались странными, поскольку они разительно отличались от них. Но каждый человек подходит под определение «человеческая» натура, и все созданы по единому образу и подобию, различаясь лишь воспитанием, образованием и поведением...
— Какое здесь красивое место! — задумчиво прервал ход моих мыслей Мак-Калло, посмотрев на Джакоба. — Ты знаком с кем-нибудь из индейцев?
Финней показал взглядом на меня.
— Иоханнес знаком. Индейцы заботились о нем довольно долго. И когда-то очень почитали его отца.
Начинало смеркаться, и мы зажгли лампу. Я взял стопку книг и по одной расставил на полке. Потом вытащил несколько уже стоявших там, задумав отвезти когда-нибудь потом в лавку и поменять на те, которые еще не были прочитаны.
— Твоего отца и в самом деле убили? — спросил Монте.
— Да, здесь, во дворе этого дома, — ответил я. — Отец убил одного из наших врагов и застрелил бы еще нескольких, но, спасая мою жизнь, оттолкнул в сторону бандита и не смог быстро достать оружие. Он был очень хорошим стрелком... — не уставал повторять я свою грустную историю, но каждый раз — с гордостью за отца.
— Зачари Верн? Я слышал о нем. — Монте пристально смотрел на меня. — А сам-то ты как? Имея таких врагов, ты должен хорошо уметь стрелять.
— Я умею. И кажется, все делаю правильно...
— Тебе,
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил я.
Финней и Монте расстелили постели на полу возле очага, а я пошел в свою старую спальню, осторожно прикрыв за собою дверь. Уже лежа в постели и засыпая, я, не мигая, глядел на потолок, скрытый темнотой, и вспоминал Мегги.
Когда закончим объезжать лошадей и вернемся обратно, я увижу Мегги, а может быть, и ее отца.
Над домом мягко прошелестел ночной ветер, устремляясь на восток, в удивительную и странную мою пустыню.
Слушая шелест ветра, я лежал в доме Тэквайза, думая о том, где обитает он, чем питается, какой он.
Где сейчас Франческо, нарисовавший когда-то на песке во дворе этого дома улыбающееся лицо? Будет ли это лицо по-прежнему таким же веселым, когда мы встретимся вновь?
По индейским понятиям, он уже мужчина, ну и я... разве я тоже не мужчина? Останется ли Франческо по-прежнему моим другом?..
Годы летят незаметно и очень быстро, и на песке не остается следов прошлого. Но я питал надежду, что в памяти моего друга-индейца живы воспоминания о днях, проведенных вместе.
Завтра, думал я, засыпая, увижу Франческо.
Внезапно глаза мои открылись и я стряхнул с себя остатки дремоты. Перед мысленным взором возник вдруг старик с бирюзой на шее. Кем он был? Или это всего лишь образ, вызванный из небытия моим воображением?
Почему он явился мне в тот раз? И, если я бы продолжал стоять, заговорил бы он со мной?
Появится ли он снова когда-нибудь?
Глава 30
Отец всегда готовил меня к тому, чтобы я не удивлялся чудесам. Сам он был человеком трезвым и рациональным. Однако время, проведенное в море и пустыне, заставило его переосмыслить многое, в том числе весьма легкомысленное отношение людей к знаниям и собственным возможностям.
— Человек не в состоянии ответить на вопрос, что будет или чего не будет, — учил он меня. — Что существует и чего не существует.
Вот, скажем, жители континента восхищались подвигом Колумба, но ведь многие дальние плавания совершались и до него и в еще более трудных условиях. Люди верили, что земля плоская, хотя любому моряку уже было известно, что корабли исчезают за горизонтом.
Или вот еще. Многие думают, что в древности люди плавали только вдоль берега, но ведь человеку, связавшему свою судьбу с морем, известно, что как раз у берега-то всегда подстерегает опасность. В открытом море нет риска наткнуться на рифы, угодить под шквальный ветер с берега. Побережье нередко грозит подводными течениями. А попадающиеся в изобилии плавающие предметы, затрудняющие приближение к суше?