Одинокие боги
Шрифт:
Сколько бед принесло столкновение с ними! Тысячелетиями человек, изучая звезды, ориентировался на них во время путешествий. Крестьянин, охотник, моряк всегда держат глаза открытыми, «читают» погоду по облакам, определяют точное расстояние до острова или лагуны. По полету птицы могут сказать о месте ее гнездовья, море это или суша. Задолго до изобретения компаса люди умели определять местонахождение по солнцу. Тот, кто сидит за партой и пытается все осмыслить только логическим путем, частенько теряет связь с действительностью, жизнью.
Запомни,
Идя по пустыне или плывя в открытое море, держи всегда свой разум распахнутым для познания. Ты, конечно, многое постигнешь, читая книги, но еще большему научишься у природы — научишься тому, что еще никогда не было и не будет описано в самых умных книгах. Запомни, сын: бедняк крестьянин, охотник или рыбак владеют такими знаниями, которые школяры за своими партами постичь не в силах...
Когда утром я поднялся и начал одеваться, все эти слова отца продолжали крутиться у меня в голове.
Я вышел из спальни. Джакоб уже хлопотал возле очага, а Монте вышел во двор. Не успел Джакоб отрезать кусок ветчины, как Мак-Калла поспешно вернулся.
— След! — только и сказал он. — Я наткнулся на место, где он оставил еще один след.
— Еще один? — переспросил Финней.
— Не совсем. Он шагнул с камня на мягкую землю, и она глубоко осела под его ногой. Я внимательно все рассмотрел и решил, что, судя по ширине шага, существо это должно быть огромного роста.
— Может быть, он совершил прыжок?
— Не похоже что-то, — пожал плечами Монте. — Если бы он прыгнул, то наверняка сдвинул бы с места камень. Но камень стоит, как стоял. Нет, этот человек, очевидно, просто неимоверно громаден.
— Да не волнуйтесь вы так, — утешал я Монте. — Кто бы он ни был, уверен, для нас он не представляет никакой опасности. Не надо так волноваться, забудем происшедшее и займемся своими делами.
Монте хотел что-то возразить, но Джакоб прервал его на полуслове:
— Я бы сказал, что Ханни дал нам неплохой совет. Давайте же последуем ему.
— Мне-то какая разница, — уступая, пожал плечами Монте. — Я уж и забыл обо всем.
Мы вернулись к разговору о диких лошадях — насколько они осторожны, умны и как нам их предстоит отлавливать.
— Если нам попадутся вдруг старые лошади, — заметил Монте, — пусть даже и в хорошей форме, нет смысла тратить на них время: их почти невозможно объезжать. Надо знать этих животных: они скорее умрут, чем позволят оседлать себя.
— Там могут оказаться и лошади, сбежавшие когда-то с ранчо, — предположил Финней. — И, я почему-то уверен, среди них мы обнаружим и нескольких мулов.
— Там попадаются и дикие, неклейменые коровы, — продолжал я проявлять осведомленность. — Отец вспоминал как-то, что пригнал однажды с тех мест нескольких коров для индейцев.
— Кстати, а когда мы пойдем искать этих
— Они сами найдут нас, — заверил я.
— Ты хочешь сказать, мы должны сидеть и ждать? — спросил Мак-Калла.
— Индейцы сами выберут подходящее время, — ответил я. — У них своя точка зрения на это. Не путайте индейцев кахьюллов с теми, которых знаете вы: они существенно отличаются.
— Что означает это название — кахьюллы?
— Пожалуй, точно вам не ответит никто. Но некоторые утверждают, что «кахыолл» означает «силу» или «людей силы». Или «путь силы»... Имеется в виду, конечно, сила не физическая, а нечто высшее: сила разума.
— Интересно, — усмехнулся Монте. — Но мне еще не встречались индейцы, сильные разумом. Конечно, это еще зависит от того, что ты имеешь в виду, говоря о разуме!
— Просто вы не знакомы с индейцами достаточно хорошо, — ответил я. — Папа говорил, что в какой-то момент ты думаешь, что все уже знаешь о них. А потом вдруг обнаруживаешь, что только начинаешь постигать их нрав, характер, обычаи. Когда же познакомишься ближе, только тогда понимаешь, что до этого вообще ничего о них не знал.
— Может быть... может быть.
Как и большинство калифорнийцев, Финней предпочитал работать с лассо из сыромятной кожи, поэтому и занялся его плетением, работая быстро и ловко. Каждому из нас и всем вместе нужно было немало потрудиться, чтобы быть готовыми к отлову диких лошадей. В ожидании появления индейцев я не сомневался: им наверняка уже известно о нашем присутствии, и на днях либо Франческо, либо кто-то другой «случайно» повстречает нас в лавке.
Все эти дни мною владело какое-то непонятное чувство. Умом я понимал, что долгое время не был в этих местах; с другой стороны, мне казалось, что я вовсе никуда и не уезжал отсюда и всегда принадлежал этой дикой стране. Существовала какая-то загадочная связь между мной и пустыней. Может быть, и в самом деле, как считают некоторые, человек проживает несколько жизней? И я в одной из них уже был обитателем пустыни? Или — эта мысль не покидала меня — я что-то оставил в этой пустыне и теперь должен непременно отыскать?
Я ничего не рассказывал попутчикам о своих сомнениях. Но Финней иногда поражал меня. С виду он всегда казался слишком простым, порой же высказывал предположения, далеко не примитивные. Я всегда знал, что люди, живущие в уединенных местах, имеют достаточно времени для всякого рода размышлений, и их высказывания бывают очень своеобразными. Примером тому был мой отец.
С годами все чаще и чаще я проявлял все больший интерес к идеям отца. Меня интересовало, зачем он поступал в каких-то случаях так, а не иначе; почему разговаривал со мной в такой манере, в какой не разговаривал ни с одним взрослым человеком. Я уже никогда не сомневался, что отец, предчувствуя близкую кончину, старался передать мне как можно больше своих знаний.