Одинокие боги
Шрифт:
Другой берег, наверное, был не менее чем в тридцати ярдах, но переправа могла оказаться гораздо опасней и серьезней чем предыдущая.
— Все равно, у нас нет выбора, — спокойно оценил обстановку отец. — Уверен, они обязательно вернутся обратно, и на рассвете мы будем окружены, а все пути к спасению — отрезаны.
— Ну что ж, ребята, осторожно! Начинаем спускаться! — непривычная ласковость голоса Фарлея подействовала на упряжку: лошади, немного поколебавшись, пошли к воде.
Сильное течение тут же подхватило фургон, закружило и понесло. Фарлей натянул поводья.
Медленно добирались мы до цели, которая, казалось, совсем не желала приближаться. Неожиданно лошади снова погрузились по брюхо в воду, но, дернувшись вперед, сделали последнее усилие и выскочили, фыркая и отряхиваясь, на берег.
— Они пойдут следом за нами, им надо дать отдохнуть, — заметил Фарлей, слезая с козел и заглядывая в темноту фургона. — Все целы, никто не ранен?
— Да вот Верна немного задело, — сообщил Финней.
— Нет-нет, ничего, со мной все в порядке, — тихо ответил отец.
Передохнув, лошади снова тронулись в путь, тяжело таща фургон по песку и двигаясь по незаметному пологому подъему, единственному на всем крутом берегу.
Фарлей повернул на юго-запад, пустив лошадей неторопливой рысью. Келсо по-прежнему скакал рядом с фургоном.
— Насколько я мог заметить, все тихо, — объяснял он Фарлею. — Кругом лишь пустыня да песок и камни.
— Сэр! — обратилась мисс Нессельрод к моему отцу. — Вы бы вернулись в фургон, давайте наложим повязку на вашу рану, чтобы остановить кровотечение: я ведь только с рассветом как следует смогу рассмотреть, что там у вас.
— Спасибо, — поблагодарил он ее и шагнул в темноту фургона.
Ночь, казалось, никогда не кончится. Я спал, все время просыпаясь от толчков, когда под колеса фургона попадали камни.
— Мы не преодолеем и десяти — двенадцати миль до рассвета, — ворчал Флетчер. — Лошади устали, и, если не дать им отдохнуть, они долго не протянут.
Когда я окончательно проснулся, в фургон уже пробивался серый предутренний свет. Флетчер и отец бодрствовали, Финней на козлах сменил Фарлея, спавшего рядом с нами. Я медленно подошел к Джакобу и встал позади, рассматривая расстилающуюся впереди мрачную пустыню, серый песок и голые камни, казавшиеся в мутной предрассветной дымке совсем черными.
— Я потерял свою лошадь, краснокожие убили, — мрачно произнес Финней. — И еще отличное, добротное седло. Эх, до чего же было прекрасное животное!
Мустанги шли очень тяжело, низко склонив головы. От них валил пар. Когда какая-нибудь лошадь оборачивалась назад, я видел ее сердитые, налитые кровью глаза. Перед нами, куда ни глянь, возвышалось сплошное кольцо скал; прохода между ними мне разглядеть так и не удалось. Я сказал об этом Финнею, но тот, не согласившись, покачал головой.
— Посмотри внимательнее! Видишь, вот там видны два перевала? Так что проходы есть, не сомневайся.
— Дуг Фарлей не сделает ошибки, —
— Индейцы снова нападут на нас? — вопросительно посмотрел я на отца.
— Скорее всего, да. — Он замолчал, будто что-то соображая. — Мохавы — сильные воины и, конечно, захотят реванша, станут преследовать нас, если только не удастся сбить их со следа. Видишь ли, сынок, они очень рассчитывали на засаду. Но Фарлей, как ты убедился, стреляный воробей, поэтому мы были готовы к ней. Да и оружия у нас хватало, его оказалось больше, чем рассчитывали индейцы.
Я машинально оглянулся назад: где-то далеко осталась темнеющая лента реки. Мы продвигались быстрее, чем предполагали, и были уже почти на подступах к горам.
Но вдруг Фарлей резко повернул фургон в сторону, и мы очутились в небольшой ложбинке, затерявшейся между скалами. Там зеленела негустая трава, а воды в маленьком озерце, зажатом между каменными глыбами, оказалось ровно столько, сколько хватило, чтобы напоить наших уставших лошадей.
Финней с ружьем взобрался на самый высокий скалистый гребень и оглядел дорогу. Увидев отца при свете дня, я испугался: он был бледен, вся его рубашка промокла от крови.
— Идите сюда, — позвала отца мисс Нессельрод. — Теперь я перевяжу вас при свете.
Она помогла ему снять рубашку, и мы увидели на его плече глубокую кровоточащую рану, а в спине — торчащую маленькую стрелу с оперением.
— Вот. Убегал от нападавших, — как бы оправдывался отец. — Надеюсь, вы сможете вытащить ее?
— Постараюсь, — дрожащим голосом едва слышно сказала мисс Нессельрод. — Потом наложу повязку.
— Предоставьте-ка это лучше мне, мисс! — предложил подошедший Фарлей. — Мне не раз приходилось перевязывать подобные раны.
И приступил к делу.
Сильно сжав одной рукою плечо отца, а другой крепко ухватившись за древко стрелы, Фарлей принялся аккуратно извлекать ее из тела, стараясь не причинить раненому боли. У того по лицу градом стекал пот, глаза широко открылись, но мы не услышали ни единого стона. Мне было больно и страшно за него. Вспоминалось, что такие теперь узкие, худые плечи отца были когда-то сильными, мускулистыми: он с легкостью подбрасывал меня вверх... Но я уже не могу вспомнить, как давно это было...
— Вы спасли жизнь мистеру Финнею, мистер Верн, — вздохнула мисс Нессельрод.
— Каждый делает то, что в его силах, — убежденно ответил отец. — Мы совершаем путешествие все вместе, поэтому должны помогать друг другу.
— Вы настоящий герой, — продолжала восхищаться молодая женщина.
— Здесь, в пустыне, это слово — пустой звук, — улыбнулся отец. — Оно может пригодиться разве писателю или художнику-баталисту. Тут человек выполняет то, что ему диктует ситуация. За пределами форта не существует героев: есть только люди, делающие свое дело — то, что необходимо в данный момент.