Одинокий лыжник
Шрифт:
Наступила неловкая пауза, затем женщина тепло улыбнулась.
— Не думаю, — ответила она по-английски. — Но вы кажетесь мне милым. Пожалуйста, присаживайтесь.
Вальдини, до этого настороженно наблюдавший за мной, вскочил и с подчеркнутой любезностью пододвинул стул,
— Ну, так где же мы с вами встречались? — спросила женщина, когда я сел.
— По-моему, вас зовут Карла, — наконец произнес я.
Внезапно выражение ее глаз изменилось, и они стали такими же холодными и жестокими, как у девушки на фотографии.
— Нет, вы ошибаетесь, — сухо ответила она.
— Пожалуй, мне следовало бы представить вас друг другу, вмешался Вальдини, — Графиня Форели — мистер Блэйр из английской кинокомпании.
Меня удивило, откуда он знал, кто я и что.
— Извините, я думал — ваша фамилия Рометта.
Я не сомневался, что у женщины перехватило дыхание, выражение ее глаз не изменилось — она хорошо владела собой.
— Вероятно, теперь вы убедились в своей ошибке, мистер Блэйр, — заметила она.
Однако я далеко не был убежден в этом и, достав фотографию из бумажника, показал ей, прикрыв нижнюю часть снимка.
— Но это же ваша фотография, правда? — спросил я.
— Откуда она у вас? — удивленно спросила женщина, но тут же спохватилась и прежним тоном заявила:
Вы и сами можете убедиться, что это не моя фотография, хотя сходство большое. Покажите-ка мне ваш снимок, — она властно протянула сильную загорелую фуку.
Я сделал вид, что не расслышал ее. и положил фотографию в карман.
— Поразительное сходство, — пробормотал я, — Я был убежден. — Я встал. — Прошу извинить меня. Сходство просто потрясающее.
— Не уходите, мистер Блэйр, выпейте с нами и расскажите мне об этой фотографии, — мило улыбаясь и опять, словно мурлыкая, спросила она. — Женщина на снимке так похожа на меня, что я очень заинтересовалась и хочу знать о ней как можно больше. Стефан, закажите мистеру Блэйру коктейль.
— Нет, нет, спасибо, — отказался я. — Я и так уже поставил себя в неловкое положение и на сегодня этого достаточно. Еще раз прошу прощения. Но сходство такое, что я непременно должен был убедиться.
Я вернулся к Джо.
— Ну как? — спросил он, — Она или нет?
— Думаю, что она.
— Но разве вы не убедились в этом?
— Она не желает этого признать.
— Ничего удивительного. На ее месте я тоже не хотел бы, чтобы меня признали в обществе этого типа. Вот взгляните, — он встает из-за столика, переполненный сознанием собственной важности.
Я увидел, что спутница Вальдини надевает лыжи и даже не смотрит в мою сторону, как если бы никакого разговора между нами не происходило. Вальдини проводил ее на снег, они о чем-то поговорили и затем она, взмахнув палками, исчезла на слаломной трассе, спускавшейся к Тре Крочи. Вернувшись к столику, Вальдини искоса взглянул на меня.
Мы позавтракали на террасе. Джо отправился делать- пробные снимки. Я вернулся в свою комнату, чтобы начать работать над сценарием, но не мог сосредоточиться, усиленно пытаясь понять причину загадочной заинтересованности Инглеза в «Кол да Варда». Из головы у меня не выходила история ареста Гейндриха Штельбена... И еще появление «графини Форелли», как две капли воды похожей на Карлу... Нужно быть слишком наивным, чтобы считать это простым совпадением. Чем, собственно говоря, был примечателен этот отель, привлекший их сюда? Если бы только Инглез рассказал мне подробнее! Но ведь не исключено, что он сам больше ничего не знал. Моим размышлениям начал мешать проникавший в комнату шум от канатной дороги. При спуске и подъеме саней трос скрежетал и скрипел.
В конце концов я отказался от попытки работать над сценарием, и, напечатав отчет Инглезу, спустился в бар как раз вовремя, чтобы понаблюдать за возвращением Джо. Медленно, в огромных ботинках, тяжело поднимаясь по склону, он походил на неуклюжего слона. Все дневные посетители давно покинули «Кол да Варда». Похолодало, и начало темнеть. Казалось, что и сам отель вот-вот потонет во мраке. Альдо разжег большую кафельную печь, и мы, естественно, собрались у бара.
И вот, когда все мы стояли у стойки, произошло нечто стоящее упоминания. Мелочь, конечно, — во, всяком случае так я тогда думал, — однако она имела самое прямое отношение ко всему происходившему.
Нас было в тот момент четверо — я и Джо Вессон, Вальдини и недавно прибывший постоялец (которого я встретил на лестнице), назвавшийся Джильбертом Мэйном. Он был Ирландцем, и, судя по его рассказам, много ездил по свету, но особенно хорошо знал США.
Вальдини пытался расспрашивать меня о фотографии. Отвязаться от него было трудно. И все же в конце концов Мне удалось убедить его, что я не придаю никакого значения этой истории и считаю, что глупо ошибся. Беседа постепенно перешла на тему о необычных видах транспорта, таких, как канатно-санная дорога. Насколько я помню, Мэйн рассказывал что-то о транспортировке тяжёлых грузов на подвесных дорогах, когда у нас под ногами заработала машина и лязг троса, наматывающегося на барабан, почти заглушил нашу беседу. Комната вся затряслась.
— Кого это несет сюда так поздно? — удивился Мэйн.
Вальдини взглянул на него:
Еще одного гостя — грека по фамилии Керамикос. В Кортино он чувствует себя лучше, но ему почему-то захотелось перебраться сюда, — объяснил Вальдини.
На террасе послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и в гостиную ворвался холод. Всегда интересно бросить первый взгляд на человека, с которым придется некоторое время жить вместе. Однако пока это было всего лишь любопытство от безделья.
Увидев нас четверых, собравшихся у бара, вновь прибывший остановился на пороге и словно застыл на месте. Он не сводил взгляда с Мэйна. Мне показалось, что Мейн тоже напрягся. Продолжалось это несколько секунд, но и в течение этого короткого времени атмосфера в комнате наэлектризовалась. Мэйн тут же отвернулся и велел Альдо подать всем выпивку, а грек закрыл за собой дверь и тоже подошел к бару.
Я не сомневался, что грек и Мэйн узнали друг друга, однако ни тот, ни другой не показали и вида, что это так, когда грек, подойдя, представился нам. Это был коренастый, круглолицый человек с голубыми глазами, близоруко смотревшими сквозь толстые линзы очков без оправы, со светло-русыми жидкими волосами, сквозь которые прогладывала лысина, и с такой короткой шеей, что, казалось, его голова посажена прямо на Широкие, мощные плечи. Он говорил низким хрипловатым голосом, хорошо владел английским и в разговоре, желая что-нибудь подчеркнуть, резко кивал головой, что придавало ему какой- то воинственный вид.