Одинокий медведь желает, или партия для баса
Шрифт:
Куда торопятся? Хотя. Появился у меня этот красавец, когда мне было восемнадцать. Спасибо родителям, что поддержали и помогли. Так что от осинки апельсинки не родятся.
Мы все ждали новостей, деть тянул поистине мхатовскую паузу.
— Да говори уже! — не утерпел папа. Мама кивнула.
Дениска не выдержал, вскочил. Важность слетела с него как шелуха. Он подхватил меня, вытащил из-за стола, закружил.
— Пусти, лось! — заверещала я.
Меня покровительственно чмокнули в макушку.
— Я со вчерашнего дня — член молодежной сборной по волейболу.
Вот тут наши гости явно посчитали, что заселились жить на стадион. Причем футбольный. Потому что… как мы кричали! Только тот, кто прошел этот путь — от ДЮШОРа до … члена сборной, понимает… как.
Труд, травмы, упрямство. Деньги, поддержка, вера. Одна обувь, которая стоит как… космолет. А когда нога растет все время…
— Дениска, — мы с мамой обнялись — и дружно вытирали слезы.
Папа торжественно пожал руку внуку — и делал вид, что крепкий и несгибаемый, а у самого глаза подозрительно блестели.
— Так что, мама, не расстраивайся со своей дурацкой работой. Я помогу. И… бабуль, дедуль. Крышу мы перекроем в этом году обязательно. Меня клуб покупает, там нормально по деньгам получается.
Ты ж мое счастье. Уже взрослое совсем.
К вечеру мы выбрались с Дениской на море. Он прилетел на неделю. Отпустил тренер с базы. Как хорошо…
Море было бурным. Сильно не поплаваешь. Но мы знали секретное место возле пирса, поодаль. Там был затишок — и можно было прекрасно попрыгать по волнам. Тем более, в специальных купальных тапках, которые в спортивных магазинах назывались экзотично: для плавания на рифах. Ну, с рифами у нас, под Сочи, было не сильно, да и кораллов не наблюдалось, но по нашей беспощадной гальке — самое оно.
— Мама, — вынырнул Денис. — Слушай, а что у тебя с…
И он мотнул башкой в сторону дома, откуда я выплывала красивая в чужой футболке.
— Дениска, — вздохнула я.
О-ох, как же ж непросто обсуждать такие вещи с ребенком. Пусть даже двухметровым, бородатым, понимающим, что такое секс. Все равно — щеки красные. И еще хуже себя чувствуешь, чем тогда, когда я заявилась из Москвы со счастливым известием о том, что я беременна, а парень — мой одногодок гордо заявил, что все происходящее его не касается, а я просто провинциальная дура. И если я понадеялась на прописку, то зря.
— Мама? — иронично сверкнул он на меня моими же глазами.
— Блин.
— Мама, — засмеялся этот… ЛОСЬ. — Ты покраснела. Как девчонка.
— Слушай, Денис Платонович!
— Ладно-ладно!
Он поднял руки вверх, красиво, явно рисуясь, поднырнул под набежавшую волну. Блин. Вот что ему сказать? «Не переживай, сынок, это просто секс. И все, что было в Сочи — остается в Сочи?» Или… «Мне так хорошо не было никогда, и я ума не приложу, что с этим всем делать?» Или… вечером приедет Сергей, я вас с ним познакомлю, но я так ему и не сказала о твоем существовании, поэтому всем нам будет сюрприз?
Черт его разберет, как разговаривать со взрослым сыном о таких вещах. Не знаю я.
Вздохнула — и стала выбираться на сушу. И… оказалась в объятиях Серого. Он, неизвестно откуда взявшийся на берегу, закутывал меня в полотенце и прижимал к себе как величайшее сокровище.
Я хотела было ему сказать, что…
Блин, ну вот нельзя так — лишать меня с налету воздуха, мозгов и просто здравого смысла.
А потом говорить ему о чем-то было уже поздно, потому что отличился Денис. С чего-то сын решил, что заорать на весь пляж: «Нет, я не понял, мужик, ты вообще кто?!» — это хорошая идея.
Ну вот что за театр, а… Просто занавес!
Сергей
Это был шок.
Примерно как если бы Карина в тире развернулась и вместо Левиного портрета выстрелила в него — и он рассыпался. Вместе с миром. Под отчаянный звон… чего? Мечты?
Придурок. На пятом десятке корчить из себя трепетного Ромео! Придурок, однозначно.
Сергей почти отступил, почти отпустил Карину, почти поддался шоку, обиде и чертовой куче каких-то нелепых эмоций. Но его остановила одна-единственная мысль: он — взрослый мужик, пятый десяток, и не будет вести себя как герой глупой мелодрамы, из тех что не умеют разговаривать словами через рот.
Он — умеет. И будет. А пока...
Медленно выдохнув всю дурную злость (обиду и чертову кучу нелепости), он выпустил Карину из объятий, но сам остался на месте. Показывая ей, что он здесь. По-прежнему с ней. И даже если это глупая мелодрама — все равно они могут все это обсудить, проговорить и что там еще делают взрослые умные люди. Сергей раньше не пробовал, случая подходящего не было, но твердо намеревался сделать это сейчас. С Кариной.
С той, с кем он готов разделить всю свою любовь к берлогам, тайге и… просто любовь.
А она решительно развернулась к Сергею спиной и возмущенно заорала:
— Денис Платонович! Изволь вести себя прилично!
Сергей выдохнул. Вдохнул. И наконец-то внимательно посмотрел, на кого ругается мокрая рыжая бестия.
Денис Платонович, значит. Два с лишним метра (как-то даже странно встретить кого-то выше себя), коротко стриженый, с модной короткой бородкой… зеленоглазый… смущенный, недовольный и…
— М-а-а-ам! — извиняющимся басом протянул… э… сын?! Точно, сын, видно же, что несмотря на бороду и широкие плечи дитя-дитем. — Ну, а что он… И вообще. Ма-ма!
Карина сжала кулаки, вся напряглась, и Сергею показалось, что сейчас она просто сбежит. От него, от этого Гулливерчика, который, оказывается, ее сын… сколько ему лет-то, детинушке? А ей? А какая к черту разница?..
Просто у нее есть сын. Такое, знаете ли, иногда случается. Надо просто выдохнуть и успокоиться. И не позволять тестостерону с адреналином толкать себя на мелодраматическую дурь. Они тут не в сериале снимаются.
Мысли о сериале и Бонни Джеральде, который мог бы его снимать, и том треше и угаре, который бы из всего этого получился, помогли Сергею окончательно успокоить дыхание и даже увидеть в ситуации куда больше водевиля, чем трагедии.