Одна беременность на двоих
Шрифт:
Глава семьдесят шестая "Первый день втроём"
Дрожащей рукой я нажала на кнопку и под уже до боли знакомую музыку отступила от медсестры. Сейчас кто-то с той же надеждой слушает эту трель, что и мы с Амандой несколько часов назад. А мне бы дождаться, чтобы малышка наконец устала плакать, если это вообще возможно… Фотоаппарат больно ударил по животу, заставив вздрогнуть всем телом, или же в детской комнате было холоднее, чем в родильной палате. А, может, и мои гормоны куда-то поскакали после чужих родов.
Малышку давно обтёрли мокрыми
— Сама повезёшь люльку или я? — спросила медсестра, прикрывая ребёнка второй пелёнкой.
Я замотала головой. Не хотелось даже касаться стеклянной кроватки. От детского крика хотелось заткнуть уши, как от включенных в магазине детских игрушек. Почему она так долго плачет? Ей больно, холодно, голодно? И где медсёстрам раздают безразличие? Мне бы взять хотя бы фунт на предстоящую неделю!
Однако только медсестра выкатила люльку в коридор, малышка тут же замолчала. Будто сирену выключили. Она спала! И не проснулась даже в палате. Медсёстры перекинулись друг с другом тихими фразами и оставили нас вдвоём. Вернее уже втроём. Как привыкнуть к этому? Как?
— Я позвонила матери, — сказала Аманда.
И я даже не успела спросить, почему?
— Мне так хотелось рассказать хоть кому-то, что у меня дочка, но будить людей в пять утра…
Часы показывали без четверти шесть. Аманда протянула мне телефон с просьбой сфотографировать ребёнка. Я не взяла.
— Она же только что уснула. Не надо. Разбудим!
— Пожалуйста. Она не проснётся. Ну, пожалуйста! Мама ждёт. Я обещала.
Аманда впервые назвала мать мамой. Я схватила телефон. Отключила вспышку. Нажала на кнопку. Аманда принялась набирать сообщение, а я привалилась к стене, чувствуя себя лишней. Мне действительно лучше не подходить сейчас к Аманде, потому что дезодорант не прошёл проверку.
— Как думаешь, мне можно здесь в душ? — спросила я, когда Аманда наконец подняла глаза от телефона.
Она пожала плечами, и я, поспешив воспользоваться молчаливым согласием, схватила так и оставшееся лежать в сумке розовое полотенце и свой рюкзак. Ванда твердила про душ во время схваток. Она что, ничего не слышала про датчики?
Я подставила лицо под холодные струи, пытаясь остыть — даже голова вспотела, и волосы поблагодарят меня даже за гель для тела, пусть потом я и вырву пару клоков, пытаясь расчесаться. Да разве сейчас это важно! Я буду чистой, чистой, чистой! Только слишком скоро сквозь шум бегущей воды прорвался хлопок двери и суетливые шаги. Я поспешила повернуть кран и вытереть насухо оставшуюся на теле пену. Сушить подмышки времени не осталось, и, наплевав на белые разводы, я натянула свежую футболку, оставив на голове полотенце — не стоило мочить единственную одежду.
В палате суетилась одна Джоди — измеряла Аманде давление, пока та уплетала сэндвич. Как раз тот самый, от которого я по дурости отказалось. Живот возмутился, к счастью, не слишком громко. И вот дверь снова распахнулась — другая медсестра вкатила кресло-каталку. Джоди тут же нагнулась к кровати и вытащила из-под одеяла надутую перчатку. Её содержимое осталось для меня тайной, потому что Джоди бросила перчатку в раковину, чтобы с пустыми руками вернуться к кровати и помочь Аманде подняться и сделать пару шагов до кресла.
Я по стойке смирно простояла всё время у двери в туалет, пока меня не попросили собрать вещи. Мой рюкзак уже был в руках, а у сумки Аманды оставалось только молнию застегнуть, потому что, вынимая полотенце, я запихнула на самое дно скомканную одежду, в которой Аманда приехала в госпиталь. Штаны мокрые, хоть выжимай, и надо не забыть дома первым делом кинуть их в стирку. Вместе с моей футболкой, для которой придётся, наверное, запускать дополнительный цикл.
Мы паровозиком покинули палату: первой выкатили люльку, потом Аманду, процессию замыкала я с сумками. Остальные медсёстры выстроились в коридоре, чтобы поздравить Аманду и ободряюще мне улыбнуться. На этот раз я сумела ответить им улыбкой. И Аманда улыбалась, будто пару часов назад не корчилась от боли у них на руках.
В новой палате кровать и кресло со столиком в углу. Только нет полумрака, потому что жалюзи подняты, и за окном рассвет. На стенах цветочки, и у местной медсестры на халате тоже. Картину портила лишь капельница у кровати, но я надеялась, что в ней не появится очередной пакетик чего-нибудь страшного. Но пока новая медсестра держала в руках лишь перчатку. Теперь я знала, что в ней — лёд. Она положила его Аманде на живот и прикрыла её одеялом. Потом указала на прикреплённый к стене плакат и попросила оценить нынешнюю боль по десятибалльной шкале, чтобы лучше подобрать дозу ибупрофена. Аманда отказалась от обезболивающего. Снова решила терпеть? Её право. А я уже валилась с ног и тайком поглядывала на кресло, жаждая скорейшего ухода всего медицинского персонала.
— Оно разбирается, — поймала мой взгляд медсестра и повернулась к Аманде: — Если ребёнок будет мешать, можете позвонить, и мы заберём его в детскую. А пока обе попытайтесь поспать. Завтрак у нас до десяти.
Слово «завтрак» отозвалось в моём животе очередным стоном, но я вспомнила про шоколад, до которого во время родов мы не добрались, и еле дождалась, когда мы остались одни.
— Хочешь половинку? — обернулась я к Аманде, и когда та отказалась, чуть ли не за два укуса слопала всю плитку.
Шоколад дал силы разложить кресло. Мышцы рук болели так, будто я таскала стопудовые мешки. Хотелось рухнуть и уснуть. Даже отсутствие подушки не пугало. Только нечищенные зубы мучили, и я заставила себя сделать пять длиннющих шагов к сумке.
— И мою щётку достань. Хоть зубы почищу. На душ сил нет.
Аманда оказалась слишком резвой для только что родившей: я даже подняться от сумки не успела, а она уже перешагнула порог ванной. Перешагнула и… Я прокатилась по линолеуму, как по льду, и успела подставить под падающее тело руки, толком не понимая, что произошло. Лишь спустя долгие пять или десять секунд до меня дошло, что Аманда в обмороке. Что делать? Кого звать? Но Ангел-Хранитель сам прислал к нам медсестру. Только колдовать не пришлось, Аманда открыла глаза и уставилась на меня бессмысленным взглядом. Медсестра бросилась в коридор за креслом-каталкой — до кровати три шага, но как преодолеть их? Аманда вдруг стала, словно из чугуна, и я согнулась под её весом, едва встав на ноги. К счастью, рядом уже было кресло, а на кровать её затаскивали уже две медсестры, а я снова привалилась к стенке, прямо на плакат со шкалой боли. Моя боль зашкаливала, и я уже не понимала, что именно у меня болело. Всё, и главное — голова.