Одна душа на двоих
Шрифт:
Дафна встретила дочь молча. Когда Шенне вошла в дом, мать не нашла, что ей сказать, лишь укоризненно на свою «непутевую» дочь смотрела.
– Что, мама, вижу, ты не рада? – усмехнулась Шенне, оценив ее мрачное настроение.
– Да было бы чему! – чрезмерно резко выпалила Дафна.
– А разве нечему? Дочь поженилась, – девушка уже давно не искала одобрения матери и сейчас задавала этот вопрос с легко уловимой насмешкой.
– Ну а куда спешить-то было?! – в этот раз у Дафны вышло чуть-чуть мягче.
– А что не так? – язвительно
– Потом разлюбишь, да уж будет поздно… – казалось, она готова заплакать от обиды за дочь.
Шенне вздохнула. И ее мама тоже не верила в прочность подростковой любви.
– Да, мама, ты несешь чухню, – все еще спокойно, но уже медленно закипая изнутри, заявила она.
– Кто? Я?!
– Да, ты! Ну будь то через десять лун иль тридцать? Что б изменилось?! – девушка ощутила быстро накатывающую злость и тут же попыталась ее усмирить. – Ничего, все то же: «потом разлюбишь, и уж будет поздно…»
– Ты, я смотрю, грубишь? – тон дочери, видимо, взбесил Дафну.
– Я не грублю, – Шенне будто слегка обиделась, – лишь говорю на равных.
– Имела я в виду другое, – пошла на попятную и мать. – Что первая любовь всегда страстна, но очень редко долговечна. Понимаешь?
– Так чем вторая лучше? – совсем не понимала ее логику девушка.
– В ней шансов больше, – снисходительно пояснила мать, – и ума. Чтоб из-за глупости семью всю не разрушить!
– Ну, мама, ты себя послушай! Друг друга любим мы уж сорок с лишним лун, и за весь срок ни разу не ругались. Ты ж предлагаешь позабыть его лишь только из-за «очень редко»… Затем найти, кого почти не знаешь, и с ним остаток жизни провести?
– Все, замолчи! – дерзость дочери вновь завела Дафну. – Теперь уж ничего не изменить!
– Как скажешь! – подавив новую волну раздражения, Шенне спешно скрылась на веранде, той самой, на которой так любил отдыхать Яр Каир.
«Тупица! – пыхтела про себя девушка. – Нет, мне она, конечно, мать, и, вероятно, не желает зла… Но все ж она совсем меня не слышит…»
Тем не менее по прошествии минуты Шенне почти полностью остыла. Ранее обидчивая и импульсивная, за годы общения с Таликом она стала куда более отходчивой и рассудительной.
Отойдя и от этой ссоры, теперь она просто смотрела на старую, местами прогнившую веранду, на их пока еще ухоженный фруктовый сад, за работой в котором она провела долгие месяцы, на большой глиняный кувшин, в котором уж много лет держали они воду для умывания. Все это уже завтра должно было стать лишь воспоминанием. Завтра, которое страшило ее куда больше, чем интриговало.
– Ну что, красавица, ты поженилась? – отец неслышно вышел к ней на улицу, уперся торсом о стену, улыбнулся.
– Как видишь, папа. Завтра уезжаю.
После того полного взаимных угроз разговора их отношения изменились, окончательно утратив былой патерналистский залог. Теперь они говорили скорее как старые знакомые или даже давние друзья, утратившие теплоту прежней дружбы, но еще не доверие.
– Надолго?
– Целых тридцать лун.
– Тогда понятно. Это маму разозлило?
– По-моему, нет. Женитьба ее злит… Считает, что с Таликом мы не пара.
– Того никто не знает наперед.
– Ну, как сказать, – Шенне была благодарна отцу хотя бы за отсутствие поучений и укоров, – а кстати, она дома?
– Ушла к больной.
– Скажи тогда, чего вдруг все заладили про первую любовь? Что шансов мало, и она того не стоит. Так вот, ты маму первой, что ли, полюбил?
– Нет, – меланхолично улыбнулся Таймур, ведь их с Дафной поженили по решению Совета, они не любили друг друга.
– А она тебя?
– Едва ли.
– И что? Чем это лучше, чем жениться сразу?
Вместо ответа последовал тяжелый вздох. За ним еще.
– Сказать попробую, Шенне, хоть толком сам, по-моему, не знаю, – Таймур заложил руки на груди, устремил взгляд в пустоту. – В утрате страсти дело быть, возможно. Любовь великая ведь все равно пройдет, за ней наступят горечь, злость, обида. Ну а постарше мы ведь более спокойны, уже способные прощать и привыкать. Хотя все может быть не так… Не знаю…
Девушка задумалась. В целом отец говорил то же самое, что и мама, но более доходчивыми словами, без раздражающих негативных эмоций. В словах этих была логика, но и изъян оставался тем же.
– Но, папа, если есть у нас с Таликом пониманье, в чем смысл отказа от большой любви?
– Ни в чем, если оно, конечно, есть… Как бы то ни было, Совет одобрил. А это значит, что в порядке все – ведь девять их мудрее нас двоих.
– И правда.
– Да мы и сами с Дафной те еще глупцы. Твердим тебе о браке крепком, страдая сами от отсутствия любви…
Повисла длинная пауза. Очевидно, отец намекал ей на тот эпизод с Альмой, возможно, пытаясь объяснить и как-то оправдать его в глазах дочери.
– Ванжур ведь брат мой? – тихо спросила дочь.
– Думаю, что да… – так же тихо ответил отец.
– Понятно. А ее ты любишь?
– Шенне, не знаю, – еще пуще опечалился и без того меланхоличный в тот день Таймур. – кажется, что да. В одни минуты. А в другие – нет. Но то не важно нам, ведь по уставу… быть вместе все равно не суждено.
Поскольку Шенне и Талик теперь были женаты, они могли на законных или, правильнее сказать, уставных основаниях спать в эту ночь вместе. Ночевать было решено у Талика, прямо на полу маленькой веранды, постелив на него несколько охапок соломы.
Когда уже все прочие дела были сделаны, девушка подошла к Альме, которая за заботой о младенце позабыла о молодых и ранее озвученной Шенне просьбе. Ванжур только заснул. На цыпочках женщина прокралась в свой рабочий уголок, при свете свечи что-то достала из-под груды клубков и лоскутов недавно сотканного материала и вышла к ожидающей ее невестке.