Одна и без оружия
Шрифт:
Не везет так не везет. Дача оказалась на замке. На мой настойчивый стук откликнулся сосед, копающийся на своем огороде:
— Виктор Николаевич уехал примерно час назад. Его увезли на черной «волге», — сообщил он новость.
Этого еще не хватало. Неужели кадровые перемены в органах обернулись для Рожкова неприятностями? Так, надо срочно ехать в свою фирму. Александр Михайлович знает все, он, конечно, в курсе самых последних событий, в том числе и касающихся генерала Рожкова.
Вышла на дорогу в слабой надежде подхватить в этом тихом местечке какой-нибудь заблудившийся транспорт. Глядь, знакомый лимузин.
— В город едешь?
— Угадала, садись подвезу, притом бесплатно.
И опять бешеная скорость и виражи. На этот раз не обошлось. Инспектор ГАИ аж на проезжую часть выскочил, размахивая жезлом. Гога лихо свернул вправо и замер, коснувшись боковыми колесами тротуара.
— Ваши права и вообще все документы свои и на машину, — резким тоном потребовал инспектор, вглядываясь в смуглое лицо парня.
— Зачем злишься? Ты на службе, я на службе, спокойно надо разговаривать, — стал его урезонивать Гога, медленно доставая из карманов документы.
— Погоди, Гога, дай-ка мне разобраться. — Я вышла из машины и протянула инспектору в лейтенантских погонах свое удостоверение. — Товарищ лейтенант, водитель по моему приказу превысил скорость. Я выполняю важное задание и прошу не задерживать нас.
Инспектор глянул на удостоверение, взял под козырек:
— Извините, раз по службе, пожалуйста, только будьте осторожны.
Гога как ни в чем не бывало рванул с места и продолжал выжимать максимум из своего драндулета, только искоса поглядывая на меня с опаской.
Когда въехали в черту города, он набрался храбрости и спросил:
— Ты большой начальник? Почему милиция отпустила так, без денег?
— Нет, Гога, просто офицер не хотел брать деньги с девушки, а потом я сказала, что нарушили в первый раз.
Паренек тяжело вздохнул:
— Не хочешь, не говори. Я похлопала его по плечу:
— Хороший ты парень, Гога, все понимаешь и водитель отличный. Счастья тебе. Мы приехали.
Остановились прямо напротив офиса. Вошла. Как всегда, двое околачиваются у дверей. Меня знают.
— У себя? — спрашиваю.
— Уехал давно.
Что за день такой невезучий! К секретарю:
— Где Александр Михайлович, очень срочное к нему дело. Я только что возвратилась с задания. Нужен позарез, — сыплю я аргументами. — Говори же наконец.
Не видела, — лопочет, — только в экстренном случае…
— У меня самый экстренный.
Ладно, — сдается она и рассказывает, что Александр Михайлович уехал в свой загородный дом на машине, а за ним автобус, полный народу.
Что за история? На дачу шеф возит самых важных и знатных гостей для секретных переговоров. Там гостей всячески ублажают. Надо бы выяснить, в чем дело.
— Ребята, вы не видели, с кем поехал наш шеф? — спросила без всякой надежды охранников.
— Всех не знаю, а твоего бывшего женишка с девахой в обнимку в автобусе заметил, — засмеялся один.
— Ты не врешь, не ошибся? — схватила его за грудки.
— Вот те крест, зачем мне трепаться! Только не переживай, — решил он меня успокоить, — он тебя не стоит. Найдешь себе другого, только свистни — в очередь встанут.
Эх, жаль, отпустила Гогу! Только подумала, а он стоит у своей колымаги и улыбается:
— Не мог уехать, чувствовал, что опять понадоблюсь. Правильно?
— Снова за город надо, поедешь?
— О чем
Он уже не торговался со мной, знал, не обижу, хотя за обратную дорогу не взял ни копейки.
Еще сорок минут головокружительной езды, и мы у загородного дома Александра Михайловича. По широким следам от колес на грунте можно судить, что и хозяин, и его гости на месте.
— Спасибо тебе, Гога, теперь можешь ехать, — сунула ему в карман тридцатку и отпустила.
Итак, каким-то образом Павел с Таней оказались здесь. Почему он привез их сюда? По всей вероятности, с чьей-то подачи раскрыл Павла, а значит, и меня. Притащил его в свой дом, чтобы расколоть, — это и ежу понятно. Теперь в открытую идти к нему нельзя. Остается одно — пробивать брешь и доставать его силой.
Обошла высоченный каменный забор со всех сторон. Ни одной щели. Придется перелезать. А вдруг собаки? Хотя днем, при хозяине и гостях, собаки наверняка сидят на цепи. Спустить не успеют.
Хороший разбег, прыжок — и уже уцепилась пальцами за верхний край забора. Подтянулась. Перемах и повисла теперь на вытянутых руках по другую сторону стены. Спрыгнула в сад. Пригибаясь к густым кустарникам и цветочным клумбам, двинулась к дому.
На крыльце прохлаждаются двое крепких парней. Ясно, охрана. А сколько их внутри? Приблизившись, встала во весь рост и с нахальным видом поднялась на крыльцо.
— Ты кто такая? Куда прешь? — вскочили они с перил, на которых сидели.
Объясняться с ними не было никакой охоты, да и время поджимало. Использую прием «техника рук». Первому, что поближе, наношу пальцами в грудь удар типа «рука — копье», а подскочившему сбоку второму охраннику по шее ребром ладони — типа «рука — меч». Шум падающих тел. Ногой выбиваю дверь в дом. Картина как в гоголевском «Ревизоре»: общий столбняк. В центре стола сам шеф, рядышком трое амбалов, отобранных, видно, специально для кулачных боев. Двое сразу опомнились и молча, без предупреждения, бросились на меня. Мгновенно собрала в кулак энергию, короткий сет — и из груди вырывается боевой победный клич: «И-и-я-я-я!» Это мое имя, имя русской каратистки, объявляю его открыто всем, с гордостью. Как символ беспощадной войны всем подонкам, бандитам и холуям, их оберегающим. Одна нога, вытянутая струной, бьет в голову первого нападающего, вторая, сжатая пружиной, наносит сокрушительный удар в лицо следующему за ним бугаю. Крепко стою на полу и боковым зрением ловлю, как третий из них сунул руку за пояс, доставая пистолет. Это нам ни к чему. Снова стремительный прыжок дикой кошки, но уже руками вперед. Крепко хватаю его за борта пиджака и провожу бросок с падением на спину через голову с упором ноги в живот противника. Оказывается, ему этого мало, барахтается, пытается вырваться. Приходится провести прием на удушение.
Только вскочила на ноги, вижу: у входа еще двое, пистолеты в вытянутых руках направлены на меня. Ничего не остается делать, как прижать Александра Михайловича. Он рядом, стоит ни жив, ни мертв, белый как снег, и шепчет:
— Меня не надо, я не виноват.
— Ладно, разберемся потом, а пока прикажите своим ребятам бросить свои пукалки и сдаться мне на милость, пока я добрая, — шепчу ему на ухо, прикрываясь толстенной спиной, как щитом. Его шея плотно сжата в моем локтевом кольце, и, полузадушенный, он что есть силы вопит, повторяя мои слова.