Одна любовь на двоих
Шрифт:
– Сам бог вас к нам послал, Леонтий Савич, — всхлипнула Тихоновна, не отвечая. — Мы ведь тут одни, без всякой защиты. А в Перепечине мужики за вилы взялись, вот беда какая! Встретили мы добрых баб, которые упредили, дай им бог здоровья, чтоб не ехали мы никуда, иначе не сносить нам головы, не поглядят, что слабый пол, не помилуют! Атаманом у них, слышно, Ганька Искра, а ему закон не писан. Ты уж защити нас, батюшка, не покинь сирот!
Приезжий молча смотрел на них, и по лицу его было видно, что совершается в нем немалая внутренняя борьба. Рука его так и тянулась к поводьям, словно больше всего на свете ему хотелось сейчас вскочить верхом и куда-то помчаться, сердце его так и рвалось от боли, но обыкновенный долг мужчины и благородного человека не позволял этого сделать и принуждал остаться для защиты беспомощных, до смерти перепуганных, потерявшихся от горя женщин.
– Перелезь через забор и отвори ворота, — сказал он наконец кучеру. — Поезжайте к дому, я вслед за вами буду. Я задержусь… но ненадолго.
Надо отдать должное Петру — соображал он быстро. Мигом окинул взглядом поле за оградой, смекнул, что Анатолий прав, — и закричал во весь голос:
– Заприте все везде! Готовьтесь встретить эту падаль!
На крыльцо выбежала перепуганная Фенечка. Слезы лились из ее глаз, руки были прижаты молитвенно к груди, однако никто не обращал на нее внимания.
Петр и Семен суетились, проверяя, все ли ворота затворены накрепко да подперты бревнами, чтобы могли выдержать и натиск тарана, Ефимьевна металась бестолково и орала, мол, не закрестились толком в грозу, вот сызнова лезет бес.
– А помнишь, Петруша, снилось барину перед кончиною, будто прилетела летучая мышь, огонь на крыльях принесла да подпалила все имение? — кричала она.
Перепуганные глаза Фенечки встретились с глазами Анатолия, и она вскричала:
– Анатолий Дмитрич, голубчик мой… да что же это будет?!
– Все обойдется, Фенечка, милая, — быстро ответил он, хватая в ту же минуту за руку Ульяшу и подтаскивая к молодой хозяйке Перепечина. — Вы только вот что сделайте. Вы бегите сейчас в дом да сидите там, не выходя, покуда эта непогодь не развиднеется. Дайте этой барышне одежду, Фенечка, и умыться, да и хлеба кусок, а то она сейчас в бесчувствии упадет. А нам всем силы будут нужны.
Фенечка кивнула, ласково беря за руку Ульяшу.
Та, по-видимому, с трудом соображала, что происходит, но все же пошла за Фенечкой не споря.
Проводив девушек взглядом, Анатолий спросил у Петра, какое оружие есть в доме.
– Я тебе ничего не дам! — окрысился тот. — Ты мне в спину выстрелишь!
– Подлец всегда всех по себе меряет, — спокойно проговорил Анатолий. — Мы с тобой оба сейчас слишком легкая добыча смерти, чтобы пререкаться.
Петр глянул зло, однако повернулся к Семену и велел нести все ружья и пистолеты, которые сыщутся в доме, да заряды к ним не забыть.
– Что же все это может значить, отчего они взбунтовались? — высказал Анатолий свои думы, глядя на подбегающую толпу.
– Да черт их знает, — проскрежетал зубами Петр. — По округе давно бунтов не было, хотя, по слухам, то там, то там на дорогах шалят.
– Я тоже такое слыхал, — кивнул Анатолий. — Говорили, будто какой-то Ганька Искра пытался подбить народ на бунты.
– Есть такой, — отозвался Петр. — Бывший мой, перепечинский, да беглый. Никак его не поймать, словно всем миром его прячут. Однажды выловил его тот самый Бережной, который за Фенькой ухажерничал, да Ганька сбежал. Не Искра ли его и прикончил, женишка нашего?
Появился Семен, который, в сопровождении казачка, тащил с десяток ружей и пистолетов. По паре взяли все — Петр, Анатолий, Семен, да еще и другим досталось, кто умел с оружием обращаться.
– Надо бы по всему двору стрелков расставить, а то вдруг обойдут усадьбу с тыла, — предложил Анатолий. — На их месте я так бы и сделал.
– Опять ты раскомандовался! — завел свою шарманку Петр. — Зачем силы рассредоточивать?
– И правда ваша, барин, — поддакнул Семен. — Не нужно расходиться, надо толпу залпом встретить, чтобы сразу несколько человек свалить, а остальные тогда и разбегутся.
Анатолий не стал спорить — что ж, и в этом был свой резон, — однако, невзначай оглянувшись, он увидел, что дворовые, собравшись кучкой, о чем-то переговариваются, воровато поглядывая то на господ, то на бунтовщиков.
– Ты, Петр, во всех своих людях уверен? — настороженно спросил Анатолий.
– Да все они сволочи, — хмуро буркнул Петр. — Не верю никому.
– Вы что там шепчетесь-перешептываетесь?! — заорал Семен, потрясая кулаками. — Все должны за барина животы положить, не то своеручно на конюшне каждого драть буду, пока со спины клочья не полезут!
– Да какая тогда нам разница? — выкрикнул кто-то из толпы дворовых. — Или Ганька Искра промеж берез порвет, или Чума-сыромятник шкуру на ремни спустит. Так и так биту быти, а то и убиту, чего же понапрасну рубаху на грудях рвать?
Семен принялся браниться в ответ, но Анатолий не слушал: толпа бунтовщиков подвалила уже под самые ворота.
– Стрелять пора, — хрипло проговорил Петр, нервно проводя рукой по вспотевшему лбу, но Анатолий покачал головой. Крестьяне о чем-то кричали, но в общем шуме он не мог различить отдельных голосов.
– Они чего-то хотят! — догадался он. — Хотят о чем-то попросить. Надо выслушать. Может, удастся их отвадить?
– Дело! — кивнул Петр и приказал Семену поувещевать мужиков: барин-де говорить с ними хочет да их послушать желает.
– Да что с ними говорить?! — с отвращением крикнула Ефимьевна и еще громче завопила: — Расходитесь подобру-поздорову, не то барин никого из вас не помилует, всех перепорет до смерти, а потом и семьи ваши под корень сведет!
Семен вторил ей во всю глотку, и хоть это казалось Анатолию порядочной глупостью, все же на лицах некоторых мужиков появилось сомнение.