Одна тень на двоих
Шрифт:
— В какой она больнице, и чем я могу помочь? — Данилов все-таки пристроился на табуретку, но дубленку из рук так и не выпустил, сложил на коленях.
Меховой ком прямо перед носом очень ему мешал, но расставаться с ним он не желал.
— Да ничего особенного, — сказал Веник рассеянно и, примерившись, вылил на сковороду яйцо. Сковорода зашипела, и Веник страдальчески сморщился. — Я вчера, сам понимаешь, коньяк водкой запил.
— Молодец, — тоскливо похвалил Данилов. Он прекрасно знал, зачем его позвали, и теперь хотел только одного — побыстрее отделаться. Еще он знал,
И еще ему нужно выяснить, где был Веник вчера утром, не ездил ли, часом, за город, на дачку Тимофея Кольцова?..
— Вчера у одного брокера день рождения был, — продолжал Веник, отворачиваясь от яичницы, как от пыточного стола, — ему из Еревана коньячишко переслали. Ну, мы выпили. Еще вина выпили. А потом в баре водкой догнались. Жалко, что ты не сообразил про пиво.
— Ты же говорил, что вы в пятницу на работе… выпили. А вчера была суббота. Или теперь биржа и по субботам работает?
— Биржа по субботам не работает, — отрезал Веник, начиная раздражаться, — в пятницу мы на работе пили, а в субботу здесь. У меня.
— Здесь? — поразился Данилов.
Он полчаса искал более или менее чистую табуретку, чтобы на нее сесть.
Он представить себе не мог, что можно принимать гостей в квартире, охваченной ремонтом, как войной. Что за радость принимать гостей в такой квартире? Пить коньяк в запахе краски и на известковых кляксах? Переставлять стремянку и придерживать ее рукой, чтобы не упала, прежде чем открыть дверь в туалет?
— У меня, может, и не шикарно, — начал Веник, — но зато я один! Никто над душой стоять не будет, замечаний делать тоже, рожу кривить, поучать! Что хочу, то и ворочу! И, между прочим, мужики ко мне с удовольствием!.. Только чтоб от своих дур хоть на день отвязаться!..
— А где Ася? И Павлик?
— А нигде! Съехали! И черт с ними!..
Данилов достал сигарету из собственной пачки.
— Куда съехали? Ты что? Поссорился с Асей?
— Я с ней развожусь! — брякнул Веник и посмотрел с жалобной гордостью. — Достала она меня, зараза!.. Ну вот совсем достала!.. Не могу больше! Я из-за нее ничего не могу! Вся жизнь пройдет, пока я тут с ними!.. Хватит. Все. Алименты буду платить, пока Пашка маленький, а потом вырастет, все поймет.
— Ну конечно, — согласился Данилов, — это ты, Веник, здорово придумал.
В общих чертах он знал, чем Ася могла не угодить своему воинственному мужу. Наверное, денег просила. С работы, наверное, ждала — так, чтобы не каждый вечер к полуночи. К Павлику в школу небось отправляла — пойди, пойди, поговори, ты же отец, а у него опять двойка по математике! По субботам с ребенком в цирк или на родительские шесть соток — копать, поливать, пилить. Армянский коньяк, наверное, не слишком уважала, особенно когда с водкой.
Теперь она уехала, и Веник то ли празднует освобождение, то ли заливает горе. Совсем плохи дела.
— Куда она поехала? К маме?
— Провались она пропадом, эта мама! Я ее ненавижу! Она про меня, знаешь, что Пашке говорит?..
— Нет, — перебил его Данилов, — не знаю и знать не хочу. И тебе вникать тоже не советую. Давно она уехала?
Зачем он спрашивает? Чтобы оттянуть разговор о главном для Веника?
— Какая разница — давно, недавно! Уехала, и дело с концом. Мне забот меньше. Да не хочу я вообще про нее!.. Что ты ко мне привязался!..
Данилов порассматривал свою сигарету.
— Сколько денег тебе нужно?
— Что?!
— Денег. Сколько тебе нужно?
Веник перестал ковырять неаппетитную яичницу, двинул по столу сковородку, поднялся и налил себе воды в кружку. Кружка была в чайных потеках.
— Много.
— Сколько?
— Штук десять. — Он опрокинул в себя воду, проливая ее на спортивную кофту, и утер ладонью губы.
— Что на этот раз?
— Работа, — сказал Веник и скривился. На Данилова он не смотрел — нервно косил глазами по сторонам, как заяц. — Я же не знал, что все так упадет! Я всю неделю откупался, и все было нормально, даже в прибыль ушел, а вчера как все грохнулось!.. А у меня все позиции открыты. Я целый день на прибыль дораскрывался, даже когда все валиться стало…
— Стоп, — попросил Данилов, — я ни слова не понимаю.
— Да я же тебе говорю! Когда все стало валиться, я решил, что позиции закрывать не буду, еще подержу открытыми. А под конец дня заявки вообще принимать перестали, только одна прошла, и то потому…
— Я не стану вникать, — отчетливо выговорил Данилов, — с твоего позволения.
Веник рассвирепел. Он всегда свирепел, когда чувствовал себя виноватым или обойденным судьбой.
— Да и не вникай, твою мать!.. — внезапно заорал он так, что ложка тоненько звякнула в стакане. — Ты спросил, я ответил, только и всего!..
— Ты играл на клиентские деньги или на свои?
— Пошел ты!.. Откуда у меня свои?! Конечно, на клиентские! В понедельник разбираться приедут! Туда, на фирму.
— С тобой разбираться? — уточнил Данилов. По его представлениям о жизни, десять тысяч долларов были не такой суммой, чтобы из-за нее стоило «разбираться».
— Не с тобой же! Конечно, со мной! Мне уже звонили! Угрожали! Я даже дома ночевать не хотел!!! Думал, найдут, пристрелят!
Для большего пафоса нужно было еще рвануть на груди рубаху — то есть спортивную кофту, — но ничего рвать Веник не стал.
— Кто тебя пристрелит? — тихо спросил Данилов.
— Клиенты! Там один есть, очень серьезный! Он мне всю пятницу звонил, велел деньги вытаскивать, а я позиции так и не закрыл… Все надеялся, что отыграюсь. И вот… не отыгрался.
— Не отыгрался, — повторил Данилов. Он не чувствовал никакого удивления — чего-то в этом роде он и ожидал, когда узнал, что Веник из своего научного института уволился и пошел работать на биржу.
Почему на биржу? Зачем на биржу? Какой из него биржевой спекулянт? Это же совершенно особенный мир, как казино или игорный дом. Не каждый человек может всю жизнь провести в казино, да еще без пагубных последствий для психики.