Однажды играли
Шрифт:
С той поры меня всегда мутило при виде всякого насилия. Даже при упоминании о нем. Дома меня никогда пальцем не трогали – ни мама, ни отчим.
Зоя Корнеевна увидела, как меня передернуло.
– Ну, значит, ты вполне образцовый сын, не подаешь повода. Твоей маме можно позавидовать. А виноватых мальчиков наказывать следует непременно. И больше всего – за непослушание. Если этого не делать, последствия будут самые скверные...
Наверно, она думала, что я спрошу: какие это скверные последствия?
Но я молча хлестал клеенчатой сумкой по
Зоя Корнеевна сказала уже как бы не мне. а в пространство:
– Из непослушных мальчиков получаются непослушные мужчины. И тогда уже ничего не исправить. Хоть локти кусай, хоть рыдай...
Я почуял в этих словах горький смысл.
Потом, вспоминая тот разговор и много раз перекатывая в голове отдельные его фразы, я стал догадываться, в чем дело. Самым непослушным мужчиной в жизни Зои Корнеевны был ее муж. Отец Темчика. Позже я узнал, что он работал в Москве каким-то важным инженером и вдруг уехал в Тобольск. Уехал, видимо, не по своей воле, а в ссылку. (Хорошо еще, что просто в сибирский город, а не в лагерь). И Зоя Корнеевна с сыном была вынуждена ехать за ним. А легко ли ей было оставлять столицу!
Возможно, она считала, что ее муж сам виноват во всех этих бедах: не слушал ее советов. Наверно, это его “непослушание” и стало причиной тобольской ссылки: не делал того, что велела жена, вот и доигрался. А может быть, не только в этом несчастье, но и во многих других винила она мужа. В несчастьях, которые навлек он и на себя, и на семью... Справедливо это или нет – кто знает? Ей-то все свои женские обиды и ревности, конечно, казались справедливыми. А Темчик – “папина копия”. На ком же, как не на нем сорвать свою накопившуюся досаду и свои страхи! Может, и сама того не понимала, верила, что воспитывает сына в справедливой строгости, а получалось вон что...
Впрочем, это были только догадки. И пришли они ко мне гораздо позже, когда поднабрался я жизненного опыта. А в тот момент – на углу улиц Ленина и Первомайской – я буркнул “до свиданья” и облегченно свернул к рынку.
В этот день мы опять ходили купаться и провели на Песках время до вечера. Обычной компанией. Только Темчика с нами не было. Всезнающая Тоська сообщила, что мать его сильно не ругала, но играть не отпустила – три дня подряд она с утра уводила его куда-то с собой: то ли в гости к знакомым, то ли по делам.
– Теперь она вообще его к нам не пустит, – грустно сказал Амирка. – Завоспитывает в у смерть.
Я подумал, что пустить-то, может быть, и пустит, но от меня велит держаться подальше. Из-за сегодняшнего спора.
Однако я ошибся. Мое заступничество за Темчика Зою Корнеевну не рассердило. Мало того, она почему-то еще больше прониклась ко мне доверием. И кажется, была довольна, что именно со мной у Темчика самые добрые отношения.
Теперь она здоровалась со мной особенно приветливо. Непрочь была при встрече завести разговор, шутила. Давала понять, что никакой обиды между нами нет. А однажды зазвала меня в гости. Я
Вот так. Как говорится, “конец цитаты”...
Все, что я писал относительно повести “Однажды играли...” до сих пор, было на самом деле. Так сказать, документальные записи ретроспективного дневника. Или почти документальные... Дальше я рассчитывал строить сюжет уже по законам литературного творчества, где невозможно обойтись без фантазии (впрочем, и дневник – жанр литературный, и она, фантазия, нет-нет да и проскочит в него).
Хочется рассказать, что было дальше с Темчиком, со мной и моими приятелями. Вернее, “что было бы...” Не отпускает от себя эта неродившаяся книжка.
Хотя я понимаю, что нарушаю законы жанра: если это дневник, то надо не забывать и современность.
А что в современности?
Вот и убегаю в прошлую жизнь, в воспоминания, в сюжет ненаписанной повести про Темчика...
“Однажды играли...”
Как же дальше должен был развиваться сюжет?
Зоя Корнеевна так стала доверять мне, что однажды отпустила Темчика ночевать у меня на Нагорной. Там на пустом сеновале у меня было оборудовано что-то вроде каюты.
И вот вечером, уже на закате, мы пошли. И ночевать не стали, а отправились (почти невольно, подчиняясь какому-то сказочному зову) в путешествие по ночному городу.
Сохранился листок (10. 03. 94) с конспектом главы про это путешествие. Вот он.
“... Это полусон-полуявь.
Темчика отпускают ночевать у меня.
Никто не будет искать нас (мама думает, что я ночую у дяди Бори, а ему я сказал, что пойду к Темчику).
Мы идем через лог. Сперва – тихая сказка “Крепостного острова”. Потом -”страшное место” перед глинистым склоном, где меня всегда почему-то охватывает боязнь. Я его стараюсь обходить.
Темчик:
– Идем...
Мы проходим это место напрямик, и ничего не случается, только делается тепло. Похоже на облегчение в поликлинике, когда анализ крови уже взят.
Теплая вода в Тюменке. Мы бредем по руслу, и речка не отпускает нас. Мы выбираемся под высоким черным мостом к Туре. Темные массы обрывов, огоньки на том берегу, баржа-самоходка с уютным светом иллюминаторов...
Мы поднимаемся по обрыву. Город – и знакомый, и незнакомый.
Таинственный пустой рынок, павильоны, предчувствие грозы – электричество в воздухе.
По неузнаваемым (полуузнаваемым) улицам – снова к Нагорной. Церковь, которая давно уже была лишена колокольни – теперь с колокольней.
Откровенный разговор про жизнь. Покаяние: как я многого боялся в жизни, как иногда врал и жульничал...
– Я думаю, что нам еще не раз придется каяться, – по взрослому говорит Темчик.
Теплая капля падает за ворот.
Мы прячемся под пахучей скирдой, поставленной запасливым домохозяином у своего забора.
Ощущение братства.
Звезда, которая светит через ладонь Темчика.