Однажды случилось

Авилов Влад

зачем - не помню. Может показалось, что воры

залезли.

– Допился, значит. Глюки по ночам

приходят. А как орал во сне помнишь?

– Нет, - Лавруша беспомощно покрутил

головой.

– А это что?
– жена глазами показала на

пакетик орбита.

– Не знаю я. Думал, ты положила.

– Ну все! Врача вызывать надо. Банку иди на

место поставь, ирод.

После завтрака, движимый неясной тревогой,

Лаврентий Петрович

решил сходить к монументу.

Тот в свете солнечного дня сиял чистотой.

Он обошел со всех сторон. Все в идеальном

порядке. Только стайка воробьев носилась вокруг.

"Обгадят, мерзавцы, - подумал Лаврентий

Петрович." Он оглянулся вроде никого не видно,

подобрал палку и, подпрыгивая, начал бегать

вокруг монумента. Вначале воробьи не обращали

на него никакого внимания, но потом тревожно

запищали и все разом улетели к ближайшим

деревьям. Лаврентий Петрович вздохнул с

облегчением и собрался было уходить, но тут на

верхушку монумента опустилась большая черная

ворона и нагло уставилась на Лаврушу.

– И ты прилетела гадить?

Блестящие глаза - бусинки не мигая

смотрели на него.

– Кышь!

Никакой реакции. Тогда он наклонился к

земле, делая вид, что ищет камень. Ворона

недовольно каркнула, продолжая наблюдать, но

когда он выпрямился, тяжело взмахнула крыльями

и улетела.

С чувством выполненного долга Лаврентий

Петрович отправился обратно в село.

Весь оставшийся день он мучительно пытался

вспомнить, что же произошло этой ночью. В голове

вспыхивали неясные образы, отрывки какихто

видений. но свести воедино их никак не удавалось.

Постепенно дневные заботы оттеснили мрачные

мысли, а потом и совсем стерли их из подсознания.

6

Через несколько дней после

террористического акта, который по выражению

Лавруши, сплотил народ Мочалок вокруг

президента и показал его верность принципам

независимости и демократии, провели

торжественную инуагурацию. Президент, как и

полагается, выступил с программной речью. В ней

он вновь подверг остракизму северного соседа,

заверил граждан, что всю свою жизнь, без остатка,

отдаст служению демократии, независимости и

процветанию Мочалок.

– Главная задача, - сказал Лаврентий

Петрович, - вхождение нашего государства в

единую семью европейских народов. И тут

возникает вопрос о названии нашей страны.

Проклятые большевики сделали все возможное,

чтобы стереть из нашей памяти настоящее, которое

дали этой

земле наши предки. Кто из вас его

помнит?
– сидящие в президиуме стыдливо

прятали глаза.
– И я не помню, говорю честно, как

ваш президент.

Но сделаю все, чтобы восстановить его. Мы

поднимем спрятанные большевиками архивы,

пошлем своих людей в Европу, но восстановим

наше попранное имя и тогда оно засияет

путеводной звездой на европейском небосклоне. Я

вам торжественно обещаю. А пока будем достойно

нести свой крест.

Лаврентий Петрович усталым жестом вытер

пот с чела. Члены президиума дружно

зааплодировали с осуждением уставившись в зал

бывшего колхозного клуба, где, несмотря на все их

старания, собралось не более двух десятков

человек, в основном старики и старухи, которые

думали, что привезли новое кино. Сидевший в

первом ряду Кузьмич, в прошлом колхозный

кладовщик, нынче уважаемый бизнесмен, а по

совместительству самозваный глава местечковой

оппозиции. Его единственного из сельчан

уговорили гнать продукт не только ночью, но и

днем и по этой причине регулярно выписывали

налоговые декларации, радостно воскликнул:

– Коммуняку на гиляку!

Президент поморщился, но ничего не сказал.

Взгляды членов президиума превратились в

угрожающие, они злобно уставились на Кузьмича.

В свое время он дважды подавал заявления о

вступление в партию, но его так и не приняли с

одной и той же формулировкой: морально

неустойчив. Прежняя обида жгла сердце, с

торжеством попранной справедливости он

повторил:

– Коммуняку на...

Микола, здоровенный парубок, закончивший

в свое время с отличием в райцентре школу -

интернат для умственно отсталых детей, а, после

возвращения в родное село, избранный секретарем

комсомольской организации колхоза, начал

угрожающе приподниматься со стула. В его мутно

серых глазах, обычно ничего не выражающих,

засветились красные огоньки. В аппарате

президента его назначили начальником службы

безопасности государства Мочалки, и он был готов

действовать.

По позвоночнику Кузьмича пробежали

мурашки.

– Я что, я ничего...пролепетал он, стараясь

поглубже втиснуться в кресло.

Президент снисходительно махнул рукой.

– Сядь, Микола, еще не время.

Ощущение веревки на шее после слов

Кузьмича, возникшее у него, как и у остальных