Однажды случилось
Шрифт:
узкой полоске лунного света, струившегося из-под
края занавески.
Орбит.
"Этого не может быть, - убеждал себя
Лаврентий Петрович судорожно сжимая пакет, -
потому, что не может быть никогда. Все только сон.
Сейчас закрою глаза, потом открою и его не
будет. Нет, лучше сначала посчитаю до десяти.
Один, два, три... По мере роста цифр паузы между
ними удлинялись...десять. Сердце учащенно
билось. Медленно открыл
кулак с побелевшими костяшками пальцев. С
трудом разжал. Желудок падает куда-то вниз,
падает долго, отчего в верхней части живота
нарастает ощущение космической пустоты, пустота
эта пульсирует, вызывая обильное потоотделение и
периодическое отключение сознания.
Мокрый, как мышь после дождя, Лавруша
бессмысленно смотрит на белый прямоугольник.
Пытается его сбросить с ладони. Ничего не
получается. Мышцы не повинуются его воли. "Я
уже там," - думает он, отчего ощущение пустоты
усиливается. Одновременно приходит
умиротворение, он плывет в сияющем туннеле, ему
мягко и комфортно. Вокруг абсолютная тишина.
Вдруг в его сознание врываются какие-то
посторонние звуки.
Эти звуки возвращают его к
действительности. Храп жены.
Мозг начинает мыслить рационально.
"Я заплатил за этот пакет пять баксов. Нет, -
поправляет себя Лавруша, - мне приснилось, что я
заплатил. Конечно, мне приснилось.
– От такой
простой мысли в уголках глаз появляется влага.
Свободной рукой, тыльной стороной ладони он
вытирает глаза., размазывая слезы по щекам,
счастливо улыбается.
– Конечно, он точно помнит
в бумажнике у него были две двадцатки, одна
десятка и одна пятерка. Сейчас он достанет
бумажник и все станет на свои места."
Зеленовато-серых бумажек оказалось три. Он
судорожно обшарил все отделения. Пятерки не
было. В глубине души он был готов к такому
повороту событий. Первая волна страха прошла,
осталась тупая покорность.
Именно она помогла взять себя в руки.
"Ничего, - думает он, - нас голыми руками не
возьмешь." Полстакана коньяка добавило
решимости. Он спустился в погреб, достал
двухлитровую банку, наполненную серо-зелеными
заокеанскими президентами. Через несколько
минут он снова лег в постель, согнул ноги, прижав
банку обеими руками к расплывшемуся по
простыни животу. "Нас голыми руками не
возьмешь," - было последней мыслью, перед тем,
как он погрузился в глубокий сон.
Комната заполнилась басовитым
похрапыванием, которое сплетаясь с храпом жены,
создавало иллюзию прекрасно сыгранного
оркестра. Постепенно крещендо нарастало,
наполняя притихший дом, залитый лунным светом.
Вскоре на востоке, над горизонтом показалась
тонкая полоска света, окрасив нависшие над ним
облака в нежнорозовый цвет. Темное небо начало
приобретать ультрамариновый оттенок, растворяя в
себе звезды.
Внимательный наблюдатель, если бы таковой
оказался в это дивное утро, смог бы заметить едва
различимую прозрачную фигуру, которая плавно
поднялась над просыпающимся селом и, взмахнув
крыльями растворилась в синеве. А может ему она
бы просто показалась.
Чудна ночь над Мочалками.
5
Лаврентий Петрович проснулся поздно. Он
по-прежнему лежал подогнув колени, обеими
руками прижимая к животу банку. Он помнил как
ночью лазил в погреб и принес банку с деньгами.
Но зачем? На кухне жена гремела посудой. Звуки
были громкие и явно предназначались для ушей
мужа. Он приподнял голову и посмотрел на часы,
стоявшие на прикроватной тумбочке. Рядом лежала
продолговатая белая коробочка и раскрытый
бумажник.
Стук в кухне прекратился, жена вошла в
комнату.
– Проснулся, алкоголик?
– Доброе утро, дорогая. Как ты себя
чувствуешь?
– Он еще спрашивает. Кто коньяк ночью
выжрал?
– Я?
– искренне удивился Лавруша.
Жена сунула ему под нос бутылку, янтарная
жидкость в которой едва покрывала дно.
– Вечером была половина.
– Отстань, ладно, - Лаврентий Петрович
попытался сунуть голову под одеяло, но жена
оказалась проворней.
Сдернув одеяло, она с изумлением уставилась
на скорчившуюся фигуру мужа.
– Это что?
– ее указующий перст утремлен
прямо в нижнюю часть живота.
Лаврентий Петрович подтянул трусы повыше.
– Да, не это, прости меня господи.
– Банка, - догадался Лавруша.
– Вижу, что банка. Чего она здесь?
– Не знаю, - честно ответил он.
– Драпать собрался. Жену бросить хочешь,
молодую нашел, - она схватила банку, - ничего
не получишь. Голым к ней уйдешь.
– Да к кому, к ней? Побойся бога, Нина.
Никуда я не собираюсь уходить. Послушай, - он
усадил жену на край постели, - Ну не помню я.
Как коньяк пил помню, как в погреб лазил помню, а