Однажды случилось
Шрифт:
узкой полоске лунного света, струившегося из-под
края занавески.
Орбит.
"Этого не может быть, - убеждал себя
Лаврентий Петрович судорожно сжимая пакет, -
потому, что не может быть никогда. Все только сон.
Сейчас закрою глаза, потом открою и его не
будет. Нет, лучше сначала посчитаю до десяти.
Один, два, три... По мере роста цифр паузы между
ними удлинялись...десять. Сердце учащенно
билось. Медленно открыл
кулак с побелевшими костяшками пальцев. С
трудом разжал. Желудок падает куда-то вниз,
падает долго, отчего в верхней части живота
нарастает ощущение космической пустоты, пустота
эта пульсирует, вызывая обильное потоотделение и
периодическое отключение сознания.
Мокрый, как мышь после дождя, Лавруша
бессмысленно смотрит на белый прямоугольник.
Пытается его сбросить с ладони. Ничего не
получается. Мышцы не повинуются его воли. "Я
уже там," - думает он, отчего ощущение пустоты
усиливается. Одновременно приходит
умиротворение, он плывет в сияющем туннеле, ему
мягко и комфортно. Вокруг абсолютная тишина.
Вдруг в его сознание врываются какие-то
посторонние звуки.
Эти звуки возвращают его к
действительности. Храп жены.
Мозг начинает мыслить рационально.
"Я заплатил за этот пакет пять баксов. Нет, -
поправляет себя Лавруша, - мне приснилось, что я
заплатил. Конечно, мне приснилось.
– От такой
простой мысли в уголках глаз появляется влага.
Свободной рукой, тыльной стороной ладони он
вытирает глаза., размазывая слезы по щекам,
счастливо улыбается.
– Конечно, он точно помнит
в бумажнике у него были две двадцатки, одна
десятка и одна пятерка. Сейчас он достанет
бумажник и все станет на свои места."
Зеленовато-серых бумажек оказалось три. Он
судорожно обшарил все отделения. Пятерки не
было. В глубине души он был готов к такому
повороту событий. Первая волна страха прошла,
осталась тупая покорность.
Именно она помогла взять себя в руки.
"Ничего, - думает он, - нас голыми руками не
возьмешь." Полстакана коньяка добавило
решимости. Он спустился в погреб, достал
двухлитровую банку, наполненную серо-зелеными
заокеанскими президентами. Через несколько
минут он снова лег в постель, согнул ноги, прижав
банку обеими руками к расплывшемуся по
простыни животу. "Нас голыми руками не
возьмешь," - было последней мыслью, перед тем,
как он погрузился в глубокий сон.
Комната заполнилась басовитым
похрапыванием,
создавало иллюзию прекрасно сыгранного
оркестра. Постепенно крещендо нарастало,
наполняя притихший дом, залитый лунным светом.
Вскоре на востоке, над горизонтом показалась
тонкая полоска света, окрасив нависшие над ним
облака в нежнорозовый цвет. Темное небо начало
приобретать ультрамариновый оттенок, растворяя в
себе звезды.
Внимательный наблюдатель, если бы таковой
оказался в это дивное утро, смог бы заметить едва
различимую прозрачную фигуру, которая плавно
поднялась над просыпающимся селом и, взмахнув
крыльями растворилась в синеве. А может ему она
бы просто показалась.
Чудна ночь над Мочалками.
5
Лаврентий Петрович проснулся поздно. Он
по-прежнему лежал подогнув колени, обеими
руками прижимая к животу банку. Он помнил как
ночью лазил в погреб и принес банку с деньгами.
Но зачем? На кухне жена гремела посудой. Звуки
были громкие и явно предназначались для ушей
мужа. Он приподнял голову и посмотрел на часы,
стоявшие на прикроватной тумбочке. Рядом лежала
продолговатая белая коробочка и раскрытый
бумажник.
Стук в кухне прекратился, жена вошла в
комнату.
– Проснулся, алкоголик?
– Доброе утро, дорогая. Как ты себя
чувствуешь?
– Он еще спрашивает. Кто коньяк ночью
выжрал?
– Я?
– искренне удивился Лавруша.
Жена сунула ему под нос бутылку, янтарная
жидкость в которой едва покрывала дно.
– Вечером была половина.
– Отстань, ладно, - Лаврентий Петрович
попытался сунуть голову под одеяло, но жена
оказалась проворней.
Сдернув одеяло, она с изумлением уставилась
на скорчившуюся фигуру мужа.
– Это что?
– ее указующий перст утремлен
прямо в нижнюю часть живота.
Лаврентий Петрович подтянул трусы повыше.
– Да, не это, прости меня господи.
– Банка, - догадался Лавруша.
– Вижу, что банка. Чего она здесь?
– Не знаю, - честно ответил он.
– Драпать собрался. Жену бросить хочешь,
молодую нашел, - она схватила банку, - ничего
не получишь. Голым к ней уйдешь.
– Да к кому, к ней? Побойся бога, Нина.
Никуда я не собираюсь уходить. Послушай, - он
усадил жену на край постели, - Ну не помню я.
Как коньяк пил помню, как в погреб лазил помню, а