Однажды случилось
Шрифт:
он услышал бы сейчас команду: "Фас!" Все равно
на кого. В принципе, к Аркаше он относился лучше,
но для приказа хозяина это не имело никакого
значения. Впрочем, кто у нас любит бухгалтеров.
– Ладно, хлопцы, побазарили и хватит, -
Лаврентий Петрович обвел взглядом кабинет.
– У
меня идея появилась. Моего бывшего подельника
по райкому, в смысле соратника, - поправился
он, - бросили почтой руководить, он наверняка
должен
голуби мои, что бы вы без меня делали. Старые
связи - великая вещь.
Присутствующие дружно закивали.
Лаврентий Петрович вытащил из ящика стола
старый справочник телефонов районной АТС,
нашел нужный номер.
На том конце долго не брали трубку, наконец,
недовольный голос рявкнул:
– У провода.
– Ты, Михаил?
– спросил Лаврентий.
– Ну, я. А ты кто?
– Не узнаешь?
Воцарилось долгое молчание.
– Райком помнишь?
– Лавруша, неужели ты?
– Вспомнил, как поживаешь?
– Твоими молитвами, - хохотнул
Михаил.
– Твоими молитвами. Слушай, Лавруша,
у нас в городе какие-то глупые слухи ходят про
ваши Мочалки.
– Какие?
– невинным голосом
поинтересовался Лаврентий.
– Что вы отделились от нас,
самостоятельными стали.
– Мы теперь независимое европейское
государство Мочалки и я, между прочим, его
президент. Расти надо, Миша.
– У тебя, что, крыша поехала? Может это
какой - то финт?
– Вижу, не врубился ты, Михаил, в текущий
момент.
– Почему? Очень даже врубился, - Михаил
вожделенно посмотрел на разлитый коньяк и
полураздетую грудастую телефонистку, которую он
пригласил в кабинет для деловой беседы.
– Ты,
кстати, меня от важного, можно сказать,
государственного дела отрываешь, Говори, чего
звонишь.
– Письмо у нас международное есть, вместо
обратного адреса напечатаны два слова. Не можем в
них разобраться?
– А я причем. Отродясь никакого языка не
знал. Мне и в школьный аттестат тройку поставили
только потому, что мать с подарками ходила.
– Погоди, Михаил. Эти слова на конверте,
они как бы штемпелем оттиснуты, наверное,
стандартные какие-то слова. Ты же почтой
руководишь.
Ну и что. Я и банно-прачечным комбинатом
заведовал, так должен знать, кто какие
подштанники носит?
Ошарашенный железной логикой бывшего
подельника по партии Лавруша озадаченно молчал.
– Ладно, Лавруша,
тебе. У нас один старичок работает, все шельмец
знает. Иногда даже завидно становится. У тебя факс
есть?
– Чего?
– Темный ты, Лавруша. Как ты мне эти слова
передашь?
– Ну, - Лаврентий Петрович пожевал
губами, тупо глядя на конверт, - мой министр
иностранных дел их понашему прочитает.
– Ты мне еще на украинском языке их
скажи, - он снова хохотнул, глядя на две
полусферы, вываливающиеся из блузки. Хорошее
настроение его не покидало.
– Ладно, давай
побыстрее. Ко мне как раз сотрудница зашла,
очень, тебе скажу, человек эрудированный. Во всех
отношениях.
– теперь он хихикнул.
– Все при
ней, а опыт какой, ты представить себе не можешь.
Считай, что тебе повезло. Только давай быстрее,
уже взял ручку.
Аркаша взял телефон и медленно по буквам
процитировал слова.
Некоторое время из трубки доносилось тихое
потрескивание, видно ее прикрыли ладонью. Затем
она снова ожила.
– Ну и темные вы, Лавруша, в своей тьму
тараканьей Мочалке. Это даже я знаю. Понашему
они означают "Главпочтамт. До востребования".
Ладно, будь здоров, некогда мне.
В трубке щелкнуло. Лаврентий Петрович
обвел взглядом собравшихся.
– Главпочтамт. До востребования, -
наконец сказал он.
В кабинете повисло тягостное молчание.
Никто не рисковал высказаться первым.
– Да, - наконец выдохнул премьер-министр.
– Это все равно, что на деревню дедушке, -
поддержал его Аркаша.
Единственная фраза, которую он запомнил из
всей русской литературы да и то, только потому,
что учительница пол года пыталась заставить его
прочитать рассказ Чехова и все-таки добилась
своего. Вот была стерва.
– Какую деревню, какому дедушке?
– с
хмурым подозрением уставился на него президент.
– Это я так, мысли вслух, Лаврентий
Петрович, - ответил Аркаша и скромно
добавил.
– Литературное произведение вспомнил.
Члены правительства враждебно уставились
на Аркашу.
– Ты что, книжки читаешь?рявкнул Микола
и это прозвучало как прямое обвинение в
государственной измене.
Аркаша понял, что ляпнул лишнее. Как
относятся спецслужбы к тем, у кого длинный язык,
он знал.
– Так я же еще в школе, училка заставила,