Однажды в Хорс-тауне

Бондарев Олег Игоревич

— Это было бы чересчур жестоко. Он — всего лишь сопливый юнец, который не знает правил улицы. Всего лишь маленькая заблудшая овца, которой надо указать направление.

— Черт, да какие правила улицы?! Этот сопляк наверняка хотел прикончить нас обоих! Пристрелим его, и дело с концом!

— Нет, Винс, так нельзя. Я вырос на улице, Винс, и, как мне кажется, знаю об этой жизни все. Я знаю, когда надо бить, драться до конца, а когда лучше поднять руки и попросить: «Пожалуйста, мужик, не нажимай на курок! У меня чудесная жена и две маленьких дочурки, старшенькая только-только в школу

пошла…». Я знаю, когда есть шансы, а когда их нет, и веду себя в нужный момент нужным образом. Я знаю, но не он. Нет школы лучше, чем улица, Винс. Если ты долго крутишься на ней, она начинает отрабатывать потраченное на нее время. Ты знаешь, где что можно купить, где свинтить, кому загнать. Знаешь, из кого можно выбить десятку-другую, и знаешь, к кому обратиться, если деньги хотят выбить из тебя. Улица — это сложный механизм. Кто ведет себя глупо, лишается не должности, отпуска или зарплаты. Он лишается жизни. Но мы должны быть снисходительны к этому парню, сделать скидку на его молодость. Уверен, наше милосердие станет ему хорошим уроком.

— Отличный монолог, Гил! — захлопал в ладоши Винс. — Я даже не могу угадать, из какого это фильма! «Белая ворона»? Слишком глупый. «Дневник баскетболиста»? Слишком белый. «Короли улиц»? Возможно. Но фильм еще не вышел, так что не проверишь.

— Ты готов смеяться по любому поводу, верно?

Винс с виноватым видом развел руками.

— Чертов снежок.

— Чертов ниггер.

— Эй, эй, эй! — Рисби погрозил сыщику пальцем. — Не зарывайся, мужик!

— Да иди ты.

Тут паренек на земле застонал и перевернулся с бока на спину.

— Ты посмотри, малышу, похоже, мало! — восторженно, словно предвкушая еще один раунд, воскликнул Винс.

— Парни! Парни! — поспешно забормотал незнакомец. — Не надо! Хватит! Я и так еле дышу!

— В самом деле? — спросил сыщик, присаживаясь рядом с блондином на корточки. — А мы было решили, что за этим ты и приходил. Разве нет?

Он нарочито медленно вытащил из кармана револьвер и стал вертеть его в руках.

— Парни, не делайте этого! — выпучив глаза, возопил блондин. — Не хочу вас пугать, но боссу не понравится, если кто-то прикончит его человека! Ох, как он будет зол! Он пришлет парней еще покруче меня…

— Сильно покруче? — с безучастным видом спросил Рисби.

— Да! Да! О том и речь! — парень сделал попытку приподняться на локтях, но сыщик среагировал мгновенно. Он без всяких угрызений совести въехал рукоятью пистолета в скулу пакостника, отправив того обратно на землю.

— Посмотри на себя, малец — пиджак порвался, брюки тоже, все грязное, сорочка кровью заляпана… — тихо сказал детектив. — А ведь пришел сюда красавчиком, хоть Крэйга из Бондов увольняй. Лежать, я сказал!

Еще одно усилие паренька завершилось воплем, ладонями, прижатыми к ушибленной скуле и тихим всхлипыванием.

— Кто тебя прислал? — спокойно поинтересовался сыщик, направив дуло пистолета блондинчику в лицо.

— Я… Не скажу! Ничего вам не скажу!

— Не корчи из себя героя, сопляк! — рявкнул Винс. — Я и без того догадываюсь, кто твой босс, но хотелось бы услышать это от тебя!

Взгляд парня, подобно знаменитой кошке, гулял сам по себе, совершенно

не повинуясь командам из мозга.

— Что ты привязался к малышу? — подал голос Гилмор. — Ты что же, не видишь, насколько он молод?!

— Вижу, ну и что дальше? Неправильно воспитание, дурная пища… Лекарство — ремешок.

— Ремешок — не метод. Это издевательство, примитивная попытка воздействовать на мозг.

— Тебя никогда не бил отец?

— Только когда посылал за выпивкой в магазин, а я возвращался без товара и говорил, что мне не продают.

— Довольно жестоко.

— Да все нормально. Денег ведь я ему не возвращал.

— Довольно нагло.

— Но что мне было делать, мужик? Он не давал мне ни цента на карманные расходы, а есть похлебку, которую он готовил, это, должен сказать, испытание похлеще божьего суда!

— Божьего суда?

— Так проверяют грешников: к рукам и ногам испытуемого цепляют пудовые гири и бросают его в воду. Не утонет — значит, святой, утонет — значит, грешник.

— О чем вы треплетесь?! — взвыл блондинчик и снова попробовал встать.

Детектив, однако, не дремал.

— Нет, ему определенно не хватает воспитания, — покачал головой Винс, когда паренек в очередной раз спрятал лицо в ладони.

— Не будь так суров с ним. Может, у него дефицит внимания?

— А, может, и то, и то…

— Парни, вы ведь меня убьете, верно? — неожиданно спокойно спросил блондинчик.

Голос его не дрожал так, как раньше. Друзья переглянулись.

— Все будет зависеть от того, что ты нам скажешь, — произнес Винс. — Тебя послал Дезмонд, верно? Дезмонд Новарро?

— С наркотой? — ткнул пальцем в небо сыщик.

— Он сказал, вы поймете, о чем идет речь.

— И он совершенно не предполагал, что я могу быть не один?

— Да…

— В этом и состоит главный недостаток Дезмонда, — вздохнул сыщик. — Он ничего не видит дальше кончика носа. А я, следует думать, прыщик на этом самом кончике?

— Я не знаю… — голос малыша снова задрожал. — Отпустите меня, парни…

— Вряд ли Новарро обрадуется, если ты придешь в таком виде и расскажешь ему, что произошло. Мне кажется, он даже может разозлиться на тебя. Я не уверен, но, скорее всего, так оно и будет. Тебе наденут на голову мешок из-под муки, опустят ноги в тазик с бетоном, а потом бросят в море. Не лучше ли быстрая смерть от пули? — он вновь направил дуло блондинчику в лицо.

— Нет, нет, не хочу пулю! — паренек зажмурился, заслонил лицо руками. — Пуля — это все, каюк. А так у меня есть шанс, пусть и небольшой, свалить из города куда-нибудь на юг.

— Значит, хочешь свалить?

— Да.

— Вот что, малыш, — сказал сыщик, поднимаясь. — Не знаю, сам ты пойдешь к Дезмонду или он тебя изловит где-нибудь в Мексике, но ты запомни вот что — ни при каких обстоятельствах не говори, что красный порш лучше черного, понял?

— Хорошо, — кивнул паренек.

— В таком случае, нам пора. Счастливого пути, малыш.

— Счастливого пути, — эхом отозвался Рисби.

— Спа… сибо… — со всхлипом отозвался блондинчик.

Друзья медленным шагом двинулись прочь, оставляя побитого и грязного посыльного Дезмонда в полном одиночестве.