Однажды в Лопушках
Шрифт:
Благо, что поворачивала она на ровном поле, что опять же было совершенно не понятно: к чему было создавать вот этот острый угол, если дальше, преломляясь, дорогая вновь уходила куда-то в поля. Машина, съехав с обочины, застряла. Это Инга поняла сразу, как и то, что сама же застряла с этой вот машиной.
Колеса закопались во влажную землю, и та просела, позволяя автомобилю зарыться мордой в заросли кукурузы. Та поднималась достаточно высоко и в лунном свете казалась вовсе непролазною.
Вспомнился вдруг
По спине побежали мурашки. И пришлось сделать над собой усилие, чтобы не завизжать от страха и злости. И… и почему все вот так?
Инга обошла машину кругом.
Туфли вязли в грязи, и это тоже было ненормально. Лето выдалось на редкость засушливым, откуда вода? Почему её так много-то?
Инга вытащила телефон.
Придется звонить. И… кому?
Олегу?
Не обрадуется. Да и хотелось бы сюрпризом, а если Инга позвонит, то какой сюрприз. Он точно видел статью и придумает опровержение. Или еще что-нибудь. Мужчины — те еще хитрые засранцы. А Инге оно надо? Инга хочет честных переговоров. И стало быть…
— Привет, — Белов поднял трубку сразу, будто только и ждал, что звонка Инги. И она разом успокоилась. В конце концов, Инга ведь не в кино, где в кукурузе прячутся безумные дети. Она… она просто попала в небольшую аварию.
Случается.
Никто ведь не пострадал, включая машину. Она бы, может, и попыталась выбраться, но уж больно земля мягкая. Стало быть, нужна помощь.
— Я тут… думала приехать, но, представляешь… — говорила Инга нарочито бодро. — И теперь стою на обочине дура дурой… думаю, тут движение не такое, чтобы кто-то на буксир взял.
— Не пострадала? — сухо уточнил Белов.
— Нет, все замечательно.
— Точно?
— Точнее некуда.
И обидно стало, что беспокойство это вовсе не за Ингу, но за капиталы, которые должны будут отойти её ребенку. А ведь… ведь еще слишком рано о чем-то говорить. И эта беременность… на ранних сроках многое случиться может.
— Хорошо. Где ты стоишь? Хотя нет, лучше координаты скинь, будет точнее. Садись в машину и жди. Я скоро.
Вот и все. Инга убрала телефон в сумочку и осмотрелась.
Поля.
Слева поля. Справа поля. И дорога между ними петляет. Это странно, но… чего в мире не случается. Над полями луна, которая уже на убыль пошла, хотя все одно полная еще, желтовато-масляная. Звезд россыпи. И хорошо. Воздух свежий, теплый, дурманит.
Ветер гуляет по полям.
Шелестит.
И шелест этот убаюкивает, обещая, что ничего-то дурного не случится, что все-то будет хорошо. Инга закрыла глаза, подставляя лицо ветру.
Она доберется до Лопушков.
Она поговорит с Олегом.
Хочет жениться на этой крестьянке? Пускай себе. Только пусть сделает так, чтобы собственный Инги отец куда-нибудь да подевался. Лучше бы в бездну к демонам, но можно просто так, чтобы он напрочь забыл о существовании дочери.
А она вернется домой.
К бабушке.
И там родит доченьку. И они будут жить втроем, тихо и спокойно. Инга улыбнулась этакой мечте, чтобы тотчас спрятать её в глубины разума: не стоит давать посторонним и намека на то, что у тебя мечты имеются. Это Инга уже усвоила.
Она так и стояла. Сама не знала, долго ли, когда услышала плач.
Тихий такой.
Надрывный.
И совсем рядом.
— Есть тут кто? — спросила Инга громко. По спине пополз озноб, да и в принципе как-то стало вдруг… неуютно. Следовало бы вернуться в машину.
Запереться.
Но плакали рядом. И женщина… женщины часто плачут. У самой Инги тоже слезы под горло подступили. Беременность, не иначе, действует. Может, целители её и не заметят, но гормональная перестройка организма уже началась.
Определенно.
— Эй, вы тут?
Плакали в кукурузе.
— Нет, это категорически неразумно… недопустимо… — Инга включила фонарик и попыталась высветить хоть что-то. Высветились толстенные стебли с широкими листьями. Кукуруза росла плотно, густо, и пробраться через неё будет нелегко.
Да и не собиралась Инга пробираться.
— Помоги… — донеслось со стороны поля.
— Кто вы?
— Помоги…
И кукуруза закачалась, зашелестела, хотя ветра не было.
— Я… сейчас… — Инга сделала шаг и едва не растянулась в грязи. Воды будто бы больше стало, и она, мешаясь с рыхлой черной землей, превращала ту в жижу. Каблуки туфель мигом ушли вниз, да и сами туфли увязли.
Пришлось снимать.
Грязь была холодной, и… и надо Белова дождаться. Он, конечно, еще тот защитник, но вдвоем всяко не так страшно.
— Помоги…
Голос раздавался совсем рядом.
И Инга, обругав себя за малодушие, решительно направилась к нему. Луч фонаря скользил по стеблям, выхватывая то один, то другой. А главное, что с каждым шагом становились они будто бы больше.
— Да что тут… эй, вы где?!
— Помоги… — голос раздался за спиной. Инга обернулась. Скользнуло белое пятно фонаря, задержавшись на узком лице женщины, которая явно не была человеком.
— Добрый вечер… точнее ночь.
Инге случалось иметь дело… да с кем только не случалось ей иметь дела, особенно когда отец решил, что вполне способен обойтись и без услуг специальных агентств. Инга же есть.
Не зря её учили.
Вот пусть и занимается домом. Приемами. И прочей чисто бабской хренью. Она занялась. И, наверное, действительно научилась многому, если теперь не отступила, не отшатнулась.
Женщина пугала.
Она была бледной, но не прозрачной, как призрак, скорее уж это была стеклянная бледность замерзающей воды.