Однажды в Лопушках
Шрифт:
Нет.
Мое? Пускай. Стало быть, я вправе распорядиться моим наследством так, как сочту нужным.
— Я… отдам его, — сказала я, убирая камень в карман. Возможно, это не совсем правильно, засовывать древние и очень могущественные артефакты в карман, но не таскать же его в кулаке!
— Правильно, девочка, — раздался тихий скрипучий голос. — Отдай… тебе он ни к чему.
Оленька не очень поняла, что происходит.
Сперва стало мокро и настолько, что, казалось, сам воздух вдруг превратился в воду. Оленька
За что?
Жарко. Душно. И вообще…
Она чихнула. И даже почесала шею рукоятью секиры. Потом вспомнила, что секира боевая и для чесания шей не предназначена, и усовестилась.
— Извини.
Жар схлынул, оставив странную бодрость, будто… будто и не было ни блуждания по лесам, ни подвалов этих. Хотелось петь, плясать и совершить подвиг. Последнее желание и вовсе показалось Оленьке на редкость странным.
Она даже встряхнулась.
А потом… потом за стеной кого-то убили. Оленька вздрогнула. И… облизнулась? Она… облизнулась?! Да… и секира засветилась слабым зеленым светом, словно намекая, что нечего дурью маяться, когда люди делом заняты.
Но… как она вообще…
— Верещагина, — в стену стукнули. — Ты там.
Оленька кивнула, а потом уже сообразила, что видеть её не видят. И сказала:
— Я тут.
— Хорошо. Тут… малец один, забирай его и уходите.
— А ты…
Раздалось низкое утробное урчание.
— А мы тут погуляем… посмотрим, кто шутить вздумал. Только… погоди, надо как-то мальца…
— Я не пойду! — раздался тонкий детский голос.
Оленька вздохнула: с детьми вечно проблемы какие-то.
Раздался резкий звук выстрела. И крик. И… и еще кого-то убили. Там. За стеной. А она тут! И это неправильно! Категорически неправильно.
— Отойди! — рявкнула Оленька, перехватив секиру поудобнее. Полыхнув ярким светом, та обрушилась на камни. Наверное, с памятниками архитектуры и находками столетия так обращаться не след, но…
Она извинится.
Потом.
А пока… пока душа требовала подвига. Или хотя бы кого-нибудь убить.
…выстрел заставил Олега вздрогнуть. И медведица подняла голову, осклабившись.
— Началось!
А слева, и справа, и вовсе, сколько хватало глаз, зашевелились люди.
— Это, это, — словно извиняясь, сказала Ксения. — Вода, она… я попыталась её сконцентрировать, но она там… повсюду… и вот.
Кто-то поднял голову.
Кто-то застонал. Раздались вздохи, охи, лепет…
— Тихо, — рявкнул Олег, прислушиваясь к чему-то. Это пробуждение точно не останется незамеченным. Стало быть, кто-то появится проверить…
Медведица отступила в тень и велела:
— Сделай потемнее.
И тут же, повинуясь то ли слову её, то ли Ингиному жесту — а говорили, будто силы в ней нет! — факелы почти погасли. Пещера погрузилась в непроглядную тьму, а потому человек, переступивший порог её, замер.
Этот человек боялся.
И Олег ясно чуял его страх. А вот заметить, как качнулась тьма навстречу, он не смог. Просто был человек и не стало.
Только факелы вновь запылали ярко, озаряя и человека, и медведицу, которая деловито вылизывала массивную лапу.
— Я возьму, коль ты не против, — сказала Ирина Владимировна, поднимая автомат. Огладила, перекинула ремень через шею. И вид-то такой, будто всю жизнь только с автоматом и ходила.
— Там у него…
— От не надо учить только! — оборвала медведицу Ирина Владимировна. И склонилась над телом. Обыскивала она его сноровисто, выказывая немалый опыт.
Вот и что за деревня-то такая?
Или… может, не зря в прежней жизни Олег старушек опасался? Теперь, коль жив останется, опасаться будет еще больше.
— Ведьмак, сумеешь отвод глаз положить? — поинтересовалась Ирина Владимировна, покрутив пистолет, который протянула кому-то, смутно знакомому.
— Попробую. Но… я еще только учусь.
— Так учись быстрее, — сказали ему, правда, не зло, скорее уж наставительно.
…отвод.
Глаз.
Что-то такое Олег читал… нет, не вспомнить. Да и не книги надо слушать, а… как дед говорил? Сила… силу он чует, только она пока, что третья рука, вроде и полезно, только хрен его знает, как с нею управиться.
— Погодите вы, лопотухи, — рядом с Олегом возник старичок в мятом пиджачке, на лацкане которого поблескивала синяя капелька то ли значка, то ли камня. — А ты, парень, не слухай этих баб. От успокойся.
— Я спокоен…
— Факелы, — бросила медведица, и снова сделалось темно.
А потом повторилось. Как в ночном кошмаре, из тех, что имеют обыкновение возвращаться. Человек на пороге. Тень за спиной.
Смерть.
Её присутствие Олег ощутил остро. И не испугался.
— Просто представь себе тропинку, такую, которую видишь от ты… и возьми за руку невестушку…
В ладонь легла рука Ксении.
— И вторую свою… от так… а ты, солнышко, за нею становись… правильно. И вперед не суйтеся. Их и выводи. Пока дорога в твоей голове, она тебе только и видна будет.
— А вы?
— А мы уж как-нибудь так… раз в гости позвали, то надобно уважить хозяев, — сказал старичок и пальцами пошевелил. А те пальцы сделались вдруг тонки да темны, и ногти почернели, вытянулись.
В лицо старика Олег смотреть не стал.
— Видишь, умненький мальчик… и девочки хорошие. Сбереги обеих.
— Постараюсь. Только…. Куда я выведу?
— А ты не веди. Пусть дорога ведет. Ты ей подскажи, и…
…и она вправду легла, дорога на камне, то ли полотном, то ли нитью, главное, что была она широкой. На ней бы всем места хватило.