Однажды в Лопушках
Шрифт:
— То есть, вы… вы знали, где я?
— Знал.
— И… кто я?
— Тоже знал… браслетик-то твоя матушка приметный весьма отдала. Андрюшке. А этот дебил им с людишками расплатился дрянными. И те людишки подсказали, что наверняка иные есть украшеньица. Вот и порешил он их вытряхнуть. Деньжат ему было обещано немало, да…
— И… где они?
— А то мне неведомо. Может, в ирии, но что-то сомневаюсь. Скорее уж огненная бездна сожрала, — сказал Потемкин.
За алтарем обнаружился Синюхин, правда, в жреческом облачении был он непривычно серьезным, вот Николай не сразу
— Вы их…
— Во-первых, я не мог допустить, чтобы имя Потемкиных изваляли в грязи. Твой отец переступил черту. И был наказан. Но наказал его я.
Алексашка Потемкин отчетливо вздрогнул.
— Вот он скажет, — кривой палец ткнулся в его плечо. И Потемкин вздрогнул снова. Но кивнул. — А уж ту-то погань… решили, что вытянут украшения. Опоили матушку твою. Допрашивать начали. А девка боевой оказалась. Ну и зашибли ненароком, придурки. Знал бы…
— Сами бы допросили?
— Зачем? — он глянул на Николая снисходительно. — Сила, она, конечно, хороша, но порой вопрос можно решить иначе. Я бы тебя признал. И ей бы положил что содержание, что… нашел бы, чем привязать к семье. Девочка, вон, толковенькая была. Это она с Андрюшкою ошиблась. А уж там, глядишь, и пришли бы драгоценности сами, с тобой ли, или благодарностью.
А ведь у него вполне могло бы получиться.
Он ведь и не похож на чудовище. Он умеет казаться если не милым, то внушающим доверие. И матери Марусиной внушил бы. Опутал бы её, обласкал. А там уж…
— Все было бы куда проще.
— Почему… почему вы просто их не забрали? — спросила Маруся, глядя в белесые глаза. — Вы ведь знали, у кого они хранятся…
На этот вопрос у Николая ответ имелся:
— А еще знал, где хранится кое-что куда более ценное. Но это ценное не далось бы ему в руки, верно? И вы решили подождать еще немного. Погодить. Посмотреть, что получится. Благо, ваш сын вынудил хранителей действовать. И сила Маруси уходила к артефакту, его пробуждая и… привязывая, так?
— Умненький.
Старик вздохнул.
— Вот почему одним и дети умные, и внуки сообразительные, а другим по жизни маяться со всякой… неучью.
Николаев хмыкнул.
— И теперь вы хотите, чтобы она не просто отдала вам артефакт, но чтобы сменила привязку?
Старик склонил голову.
— Вы отдаете себе отчет, сколько понадобится… силы.
И крови.
Тьма, она ведь не поддастся на уговоры. И только потому еще он, Николаев, жив. Как жива и Маруся. Стоит, прикрывает ладошкой древний артефакт, а тот затаился.
Выжидает.
Древние артефакты — они такие.
Старик же прищурился. И… стало очевидно: отдает. И потому-то не спешил, готовился, выбирал… место, людей… с местом вот еще не понятно.
— А храм этот, — Николай огляделся. — Он здесь давно?
Показалось, что старик промолчит. Но нет, усмехнулся, очевидно, довольный тем, что соступили со скользкой темы, и ответил.
— Так… всегда был, испокон, считай, веков. Только вот ныне укрыли его, спрятали от людей. Да силу не удержишь. Некогда моя прапрабабка писала о «месте чудесном, исполненном темной силы, каковую след поставить во служение». Да и не она одна, но вот… забылось, потерялось. И нашлось. Ко времени. Все, что ни случается, оно ко времени… а времени уже, почитай, не осталось. Полночь давно минула, рассвет скоро… это неправда, что ночь — лучшее время для жертвоприношений. Перед рассветом самое оно, когда грань меж мирами истончается.
Он замолчал, задумался, уставившись в одну точку. Правда, прежде чем Николай успел прикинуть, сумеет ли свернуть старику шею, очнулся.
— Так-то… теперь все просто… осталось малое. Сменить привязку.
— И… что надо делать? — тихо спросила Маруся, поглядев с такой надеждой, что стало неудобно. Николай бы… он бы помог, если бы знал, что делать.
А он понятия не имел.
И стоял дурак дураком. С карамелькой в кармане.
— Ничего-то сложного. Все-то за тебя сделают…
— Жертвы принесут, — тихо сказал Николай. — Им нужна сила. Много силы. Темной. И потому они будут приносить жертвы. В месте, где и в былые времена приносили жертвы…
— Не только в былые, — отмахнулся старик. — Он ведь действует. Просто… о том вспоминать не принято.
Пусть так.
— Жертвы?
— А без них никуда… сила нужна. Ты эту силу возьмешь и направишь, а после прикажешь ему признать нового хозяина.
— А… если откажусь?
— Тогда… — улыбка старика сделалась пренепреятною. — Это сделают за тебя. Жертв понадобится больше, раза в два… а твоя тетка с её щенком первыми пойдут.
Маруся сглотнула.
— Не разочаровывай меня, девочка, — добавил старик. — Чревато…
Глава 55 Где все идет не совсем по плану
…при выбрасывании хлама главное не начать его рассматривать.
В общем, Беломир еще когда понял, что любая военная ли, спасательная ли операция, сколь бы хорошо ни была она разработана, рано или поздно превращается в хаос. И задача тех, кто планирует операцию, сделать так, чтобы момент этого хаоса наступил как можно позже.
Получалось не всегда.
Он сунул палец в ухо и поскреб внутри. В голове чесалось, причем было ощущение, что зудит именно череп и именно изнутри. Наверное, в былые времена Беломир даже обеспокоился бы этаким престранным явлением. Но теперь лишь сунул палец в ухо и огляделся.
А старый приятель икнул и сказал:
— Извини, но… ты ведь будешь сопротивляться.
После слов этих в плечо воткнулась игла, причем хорошо вошла, в мягкие ткани. Беломир оглянулся. Надо же, нежить, а как ловко с уколами управляется. В больничке, небось, цены бы не было.
— Блокиратор? — по телу прокатилась волна слабости.
Прокатилась и…
— Так надо, — Потемкин отвел взгляд, а после, шагнув ближе, пусть и с опаскою — и правильно, желание свернуть этому поганцу шею было почти непреодолимым, добавил: — Дед велел…
А потом исчез, оставивши Беломира наедине со жрицей.
Как, наедине… в сопровождении дюжины военных, причем не со шприцами, но с автоматами. Дернешься и мигом словишь полное упокоение.
На упокоение Беломир готов не был.