Однажды в Октябре
Шрифт:
Я напрямую спросил у штабс-капитана — не родственник ли он царю Иоанну Васильевичу, на что черногорец, усмехнувшись, сказал, что если и родственник, то дальний.
Генерал Потапов сказал мне, что Никола Якшич — человек, которому он полностью доверяет, и что он будет решать наши повседневные вопросы и обеспечивать связь между нами и российской военной разведкой.
Потом Потапов поинтересовался, не хочу ли я совершить ознакомительную прогулку по Петрограду. Мол, мне, как коренному питерцу, будет весьма интересно посмотреть на свой родной город, каким он был осенью 1917 года. А заодно присмотреть места, где можно будет разместить нашу боевую технику. Я согласился.
12 октября (29 сентября) 1917 года, Петроград
С собой я решил взять, «на всякий пожарный», старшего лейтенанта Бесоева. Спустившись вниз по лестнице, мы вышли на улицу, и уселись в легковой автомобиль, оказавшийся нашим отечественным, марки «Руссо-Балт». По Суворовскому мы отправились в центр города, на Невский.
Удивительно было видеть знакомые и незнакомые дома, улицы, так похожие на дома XXI века, и в то же время непохожие.
На углу 8-й Рождественской и Суворовского мы увидели мальчишку-газетчика, который, размахивая над головой газетой «Рабочий путь», громко кричал: «Разгром флота кайзера у острова Эзель! Потоплены несколько германских линкоров и крейсеров! Красный революционный флот преследует противника!»
Прохожие, услышав выкрики продавца, брали газеты нарасхват. Через несколько минут сумка пацана была уже пуста, и он вприпрыжку помчался по Суворовскому в сторону Кавалергардской. Как я понял, в типографию «Труд», за новой пачкой газет.
А на углу 2-й Рождественской я увидел афишную тумбу, у которой толпилась куча народа. Отпихивая друг друга локтями, студенты и мастеровые, чиновники и купцы с ближайших складов на Мытнинской, с увлечением рассматривали красочную афишу-анонс нашего вечернего спецвыпуска.
Наши мастера от души постарались. На афише аршинными буквами было написано: «Читайте большевистскую газету „Рабочий путь!“ Только там вы узнаете все подробности блестящей победы красного Балтийского флота над грозной эскадрой кайзера Вильгельма!» А вокруг этого выкрика был размещен коллаж из цветных фото. Тут были и погрузившийся в воду по самую башню линейный крейсер «Мольтке», и пленный адмирал Шмидт, больше похожий на мокрую курицу, чем на блестящего германского флотоводца. Усеянный трупами немецких солдат и матросов берез Эзеля, толпы унылых пленных, окруженных довольными русскими матросами и солдатами. А самое главное — странного вида корабли под андреевским флагом, со стартующими с них ракетами, не менее удивительные летательные аппараты с красными звездами на хвостах и крыльях.
Мы с генералом Потаповым вышли из машины, и подошли к десятку людей, обсуждающих у афишной тумбы новость, которая взбудоражила весь город.
— Я говорю вам, что это американцы… Только у них может быть такая великолепная техника! — горячо жестикулируя доказывал своему оппоненту интеллигентного вида толстяк в котелке. — Они в апреле вступили в войну, и наконец-то показали кайзеру, где раки зимуют.
Собеседник толстяка, мужчина средних лет в форме «земгусара», с сомнением качал головой, не соглашаясь с аргументами поклонника заокеанской техники. — Ну, конечно, эти американцы ваши объявили себя «красными моряками Балтики», подняли андреевские флаги, и пошли бить германцев… Нет уж, во что во что, а уж в это я ни за что не поверю…
— Так эти кайзеровские наймиты, приехавшие из Женевы в пломбированном вагоне, за деньги могут все что угодно, — злобно прошипел человек в чиновничьем мундире и фуражке, с треснутым козырьком…
— Это кто кайзеровские наймиты! — неожиданно взревел мастеровой, до этого внимательно слушавший перепалку зевак у афишной тумбы, но в спор ни с кем не вступавший, — да я тебя за это, гнида!.. У меня брательник на «Славе» там сейчас воюет, а ты — наймиты!
И мастеровой, весьма не по-парламентски, с размаху врезал своим кулаком в ухо чиновнику. Тот вскрикнул, как испуганный заяц и, подхватив слетевшую с головы фуражку, пустился наутек…
— А вот кум сегодня мне рассказывал, что поутру в Таврическом саду приземлился чудной аппарат, — сказал молодой парень, с виду, приказчик. — Дескать, еще и не рассвело, как что-то в небе страшно зашумело — загремело, а потом сверху в сад спустилась машина, ни на что не похожая. Сама, как вагон конки, а наверху крылья крутятся, как у мельницы. А из нее люди вылезли. Лица у них черными масками закрыты…
— Ахти ты! — воскликнула с испугом бабулька с кошелкой, прислушивавшаяся с любопытством к разговору мужчин. — Матерь Божья, Царица Небесная, это что ж такое на свете происходит?!
В это время с Невского на Суворовский завернул молодой морской офицер. Погон на флоте сейчас не носили, поэтому в каком он чине, сказать было затруднительно. Он подошел к афишной тумбе, и стал с изумлением рассматривать плакат-анонс. Глаза его полезли на лоб от удивление, а лицо осветила глуповато-радостная улыбка.
— Братцы! — воскликнул он, — да что ж это?! Это ж победа, братцы! Ура! Столпившиеся у тумбы с удовольствием трижды прокричали ура, а потом, от избытка чувств, бросились к мичману и стали его качать. Не привыкший к такому выражению восторга, юный офицер, взлетал над головами людей, испуганно прижимая к груди фуражку…
Вдоволь налюбовавшись на проявление народных чувств, мы снова сели в автомобиль, и поехали дальше. Свернув на Невский, мы добрались до Караванной улице, свернули на нее и выехали к Михайловскому манежу. Я знал, что во время 1-й мировой войны в нем располагался запасной бронедивизион. Впрочем, часть броневиков сейчас была в ремонте, часть охраняла Смольный. Личный состав бронедивизиона большей частью сочувствовал большевикам, поэтому Сталин предложил расположить нашу технику в Манеже, благо размеры здания это позволяли сделать. Да и место было выбрано удачно — центр города, рукой подать до важнейших государственных объектов.
Сделав соответствующие пометки на карте города, мы поехали дальше. К вечеру надо все закончить, чтобы прибывшие ночью части знали куда и каким путем им выдвигаться на исходную. Времени у нас было не так уж и много…
Германский разведывательный дирижабль L-30 совершал свой обычный полет над акваторией Финского залива. Шесть ДВС фирмы «Maybach», каждый по 250 лошадиных сил, тянули вперед жесткую 198-ми метровую сигару с черными тевтонскими крестами на боках. Пройдя над якорными стоянками Гельсингфорса, фрегаттен-капитан Ганс Венд убедился, что в главной военно-морской базе русского Балтийского флота все спокойно. Русские линкоры и крейсера не разводят пары, и не собираются сниматься с якорей. Презрительно усмехнувшись фрегаттен-капитан приказал передать результаты разведки на базу. Радиостанция, произведенная компанией «Telefunken», и состоящая из трех частей 120 метровая антенна обеспечивали связь на дальности 1500 км. Как ни странно, но Либава молчала. Не добившись ответа от своей базы, фрегаттен-капитан приказал выйти на связь с Главным морским штабом.