Однажды в России
Шрифт:
Генка встал и подошел к доске. Взял мел и тряпку. Он хотел написать на доске слово "Аня", но доска не была Трубой. Он поглядел на доску и положил мел обратно. Потом вернулся и сел за Анину парту. Он всегда мечтал сделать это, но никогда не решался. А теперь вот сел. Закрыл глаза и стал слушать музыку из зала, на смену которой сама собой пришла старая знакомая мелодия...
Он не знал, сколько минут просидел так, покачиваясь на волне своей памяти.
А когда открыл глаза, увидел рядом Аню.
– Тебя нет, - сказал он.
– Ты мне снишься.
– Да, - шепнула она.
– Я тебе снюсь.
– Значит, я могу сделать с тобой это. Ведь ты не настоящая.
– Да. Я не настоящая. Сделай со мной это...
Гена подошел к двери, плотно закрыл ее и забаррикадировал стулом. Потом
...Утро застало их в городском парке. Они сидели, обнявшись, и ни о чем не думали. У обоих были выпускные колокольчики, и они звенели, когда Генка и Анюта целовались.
Весь парк был полон выпускниками. Подгулявшие компании, с гитарами и без, с бутылками и без оных, проходили мимо, подмигивали, приглашали с собой, деликатно отворачивались.
Повсюду стояла атмосфера праздника и чуда. Все спали наяву и не хотели просыпаться... Все были заодно.
Потом мимо прошла Ленка, вся в слезах. Аня вскочила со скамейки и догнала ее. Утешать с высоты собственного счастья было очень приятным занятием.
– Ты чего?
– Ничего...
– Опять Серый?
– Скотина... Ненавижу его...
– А что он натворил?
– Ничего! Ничего не натворил!
– Я понимаю...
– Что ты понимаешь, дура? Тебе хорошо...
– Где он?
– счастливая Анюта пропустила "дуру" мимо ушей.
– На Свалке сидит, идиот. Восход встречает.
– А ты почему не там?
– Я была. Прогнал. Гад. Ненавижу...
– Целовались?
– Поцелуешься с ним... Сидит, молчит, как пень.
– Ну, и ты бы помолчала.
– Я пробовала. Все равно прогнал... Зараза...
– Пойдем туда все вместе. Генка его друг, все таки.
– Думаешь, стоит?
– Лена посмотрела с надеждой.
– Пошли. Там видно будет...
...Разумеется, внутри кабельной катушки никто уже не помещался. Странно было даже думать о том, что когда-то они сидели там втроем, и еще оставалось место для Будущего. Теперь они уселись сверху. Гена подстелил Ане и Ленке свой пиджак, а сам стоял и переминался с мурашки на мурашку в утреннем холоде.
Серега мрачно курил, не говоря ни слова. Таким они его и застали, когда пришли на Свалку. Троим пришедшим передалось печоринское настроение Серого. В компании воцарилось молчание. Аня молчала мечтательно. Генка - счастливо. Ленка безысходно. А Серега молчал просто так.
– Я еду через неделю, - сказала Анюта.
– Экзамены начнутся в июле.
– Я - с тобой, - сказал Генка.
– Куда будешь поступать?
– спросила Лена.
– Во ВГИК.
– А ты, Ген?
– А я в Мед попробую.
– Там же конкурс огромный.
– Ничего. Пройду. Где наша не пропадала.
– Станешь, значит, имперским врачом?
– спросил Серега. Он впервые за все время улыбнулся.
– Ага. А Анюта - имперской актрисой. А ты-то сам?
– Не знаю, - сказал Серега.
– Для начала, в армию пойду. А там видно будет.
– Имперским офицером, значится?
– Рядовым. Пойду в десант.
– Кто бы сомневался, - засмеялся Генка.
– Там говорят, дедовщина, - сказала Аня.
– Ничего. Разберемся, - сказал Серый.
– Я тебя буду ждать.
– сказала Лена. Кажется, она опять собиралась заплакать.
– Зачем?
– спросил Серега.
– Не надо.
– А ты жестокий, Сережа, - сказала Анюта. Это прозвучало, как фраза из фильма.
– Может, и так. Какая разница?
– пожал плечами Серый.
Все снова замолчали. Магия выпускной ночи выпала вместе с росой. Ко всем пришла усталость. Анюта и Генка вообще валились с ног от всего пережитого за ночь. Хотя сейчас ни один не помнил, что именно случилось в их общем сне.
Первым поднялся Сергей.
– Ладно, - сказал он.
– Вы как хотите, а я спать пошел. Завтра тренировка.
– А я не хочу спать, - сказала Анюта. И зевнула.
– А хотите, я копилку разобью?
– спросил Генка.
– Прямо сейчас сбегаю за ней и разобью. Там - куча денег. Пойдем - и позавтракаем в ресторане.
– Давай, - сказала Лена.
– Не надо, - сказала Аня.
– Тебе еще в Москве деньги понадобятся.
– Раньше надо было, - махнул рукой Серый.
– А сейчас спать пора.
Он легко спрыгнул с катушки
– Я пойду?
– спросила она у Гены и Анюты.
– Мы тоже идем, - сказала Аня и подала Генке пиджак: - не забудь.
Все трое ушли. Рассветное солнце висело над самой катушкой, и у него был такой вид, будто оно собралось садиться...
* * * ...А из купе его не было видно. Солнце осталось за дверью, плотно закрытой Петей "нна вввсяк случай". С этой стороны поезда были видны только деревья, которые к осенней желтизне добавили тлеющих закатных тонов. Деревья внимательно смотрели на солнце поверх игрушечного поезда и были похожи на зрительный зал, если заглянуть в него из оркестровой ямы.
– Нет, Петр, - басила Михална.
– Что-то ты мне не договариваешь. Мужик ты, все ж, видный, хоть и щуплый. По всему видать, что не всю жизнь в поездах катался.
– Этто вверно, Ттамарочка...
– интимно отозвался Петруша.
– Ннне ввсю. Я ведь, ссстрашно ввспомнить... Сидел я, Мммихална.
– Да ну! И за что ж ты сидел?
– Михална расторопно покосилась на баулы рядом с Петром.
– Ннналить ббы ннадо ппрежде. Ппотом рраскажу.
– Угощайся, Петя.
– Гена выполнил просьбу проводника и приготовился слушать рассказ.
Петр понюхал водку и прислушался к ощущениям. Ощущения, судя по всему, были. И отразились на жеваной холстине Петиной физиономии с айвазовской глубиной.
– Убил я, Тамара, - сказал Петя с надрывом. И махнул рюмку залпом. Чччеловека убил. Дддруга. Мммишку.
– Да ты что!
– Михална всплеснула руками, едва не пролив свою порцию. Так таки и убил?
– Ддда.
– Может, все-таки, ранил?
– Ннет. Убил. Ввот этими рруками!
– Петя выставил на всеобще обозрение две сухие лапки.
– Задушил, что ли?
– охнула Михална.
– Ннет. Я его ттопором. Ппо гголове. Ммишку.
– По пьяни, что ли?
– Ннет. Ттрезвый ббыл. Ннадел ккостюм ввыходной, гговорю Лларке: в ттюрьму кко ммне нне хходи. Нне ппущу.
– А Ларка - это кто.
– Жжена ммоя. Ббывшая.
– Шекспир.
– сказал Гена.
– Ннет. Ммишка.
– сказал Петрович. И уточнил: - Ддруг. Ббывший.
– Ну, теперь уж понятно, что бывший. Друг бывший, жена бывшая. Видать, оба они нашкодили перед тем, как все случилось?
– Дда.
– Петя ссутулился и как бы даже от Михалны на полсантиметра отодвинулся.
– А она ккричит: "Нне ппущу! Ттолько ччерез мой ттруп!" - Кто? Лариса?
– Дда ннет. Ммаринка. Ммишкина жжена.
– Ах, вот оно что. Мишка то, женат, что ли был?
– Нну да. А я ей гговорю: "Уйди, ссука!", Ззарублю, ммол, ппод ггорячую рруку.
– и Петя грозно махнул рукой, свободной от стакана.
– Ушла?
– Кконечно. Испугалась, ппподи.
– А ты?
– А я к Ммишке пподошел и ппо гголове его ттопором - нннна!
– А он?
– А ччто он.
– Петя сделал паузу.
– Упал, и ввсего дделов. Ну, ккровища, кконечно.
– Еще?
– спросил Гена.
– Нналивай.
– Ну. А дальше то?
– пытала Михална.
– А ччто ддальше?.. На Соловецких островах дожди, дожди...
– Петрович пропел неожиданно приятным баритоном и совершенно не заикаясь.
– Поймали тебя?
– А я и нне пппрятался. Сам ппришел в милицию. С ттопором. Они сссначала очень испугались. Ппотом, ккогда ттопор отдал, ччуть мменя нне ппобили.
– Чуть?
– Нну, ппобили, кконечно. А ппотом, ккогда устали, нначали ббумажки ззаполнять.
– Да... Тяжелая у тебя жизнь была, сын полка, - вздохнула Михална.
– Все вам, мужикам, неймется.
– Этто ввсе из-за бббаб, Ттамарочка. Нно к ввам это, кконечно, нне относится...
Все посмотрели на Петю с уважением. А он допил то, что оставалось в стакане, после чего прокашлялся и неожиданно запел:
– Ой, да не вечер, да не вечер...
Сомлевшая Михална принялась подтягивать, сначала - тихо, потом - в голос:
– Мне малым мало спалось...
* * * ...- Мне малым мало спалось, Да во сне привиделось...
Пели в соседнем купе. Из-за бойких соседей "малым мало" спалось всему вагону, и милиционер приходил уже дважды. В первый раз он протопал мимо грозной походкой, второй крался за добавкой, как мышка.