Однажды в СССР. Повесть вторая: «Как верили в себя...»
Шрифт:
— Мне осталось служить меньше года, как-нибудь перетерплю. Буду ходить на цыпочках и постоянно оглядываться.
— И еще, зря ты у них забрал кинжалы. Такое оружие передается от отца к сыну, из поколения в поколение.
— Конечно, нужно было, чтобы они мне их в спину засадили. Передай им дядя, а ты разговор начал с их подачи, что их режики лежат глубоко на дне Каспия. Все.
— Какой ты еще болван, парень, хоть и здоровый как бык. — Услышал я его ответ.
И вот теперь я ходил оглядываясь.
Второй раз мы встретились с Галиной через полгода. Тогда, она сама пришла на КПП бригады
Когда я подошел, она пристально посмотрела на меня, как-будто хотела увидеть что-то особенное на моем лице. Не увидела и протянула мне ожерелье:
— Пусть это будет подарком твоей девушке, — и сунула его мне в руку.
Я не успел слова сказать, как она отвернулась и пошла по направлению к дикому пляжу. Старинное ожерелье из тех, что передаются из поколения в поколение. Странно… и я решил тайком последовать за ней — сильно тревожил меня ее отстраненный взгляд. Пришлось прилично отстать от нее, так как следить за кем-то тайком, в парадно-выходной форме — еще та задача.
Когда я вывернулся из-за поворота на пустынный пляжик, она уже по пояс зашла в воду. Мне пришлось ускориться и я мчал к ней, как мой катер вставший на крылья. А когда вынес ее на берег, она вдруг заголосила пуще сирены в тумане. Намолчалась видно. После того, как успокоилась, то сообщила мне, что домой она не пойдет, так как отчим ее выгнал на улицу.
— Ладно Галина, успокойся, ему ведь вредно. Понимаешь? Знаю я одного доброго дяденьку, Тимофея Ильича и он тебя знает. Показывай дорогу к его хате.
C Тимофеем Ильичем мы договорились быстро. Пока его супруга, милая старушенция, переодев Галину в свой халат сушила ее и мою одежду, я договорился с хозяином, что сниму у него комнату на полгода и заплатил деньги вперед. Псих часто говорил, что добрым словом и деньгами можно сделать больше, чем добрым словом и пистолетом. И это неоднократно подтверждалось в жизненных ситуациях, как и сейчас.
— А что дальше будет с девушкой? — Поинтересовался у меня Ильич.
— Дальше подам рапорт командиру, пойдем в загс распишемся, когда родится ребенок — стану его отцом. Осенью у меня дембель и все вместе уедем ко мне, в Крым.
— Ты понимаешь, какой хомут на себя надеваешь?
— А ответственность за смерть человека, которому не помог — разве легче. Судьба.
— Судьба… Моя бабка говорит, что роды через месяц, самое большее. Так что, их уже двое и им с тобой повезло.
— Да уж, стерпится слюбится.
— Все-таки ты балда. Мать для своего чада, готова на все. Это тебе нужно будет терпеть, по крайней мере ее сына.
— Сына… это вряд-ли. Он ни при чем, невинное живое существо. Ээээ, какой сын?
— У моей бабки, старой повитухи, глаз алмаз на такое дело: у кого, кто, когда… Ну и еще, где я ее родимую спрятал. Поверишь, у Тузика в будке находила. Пойдем, пока она там квохчет, примешь для сугрева.
Разговор с командиром был прост:
— Ты куда торопишься парень, как голый в баню? — Сказал старлей прочитав мой рапорт.
— Так восьмой месяц уже, товарищ капитан, — прямо сказал ему я.
— Так… Ну что же, матрос ребенка не обидит.
Роды прошли успешно и мальчик родился крепенький, спокойный… и черненький. Зато мой, Тимофей Константинович. Имя дали дедовское, нашего неродного но близкого Ильича, от чего старый прослезился. Деньжата у нас были, так как Димон перевел мне, по телеграфу, часть моей заначки и теперь жизнь у меня пошла по новому графику. Служба — семья — служба… и опять по кругу. Смену, на катере, я себе подготовил и потому командир отпускал меня в увольнения без сожалений.
А скоро подошел и дембель, который неизбежен как восход солнца. Меня должны были увольнять в первой партии и я уже передал палубное хозяйство катера новому боцману. Последние дни жил, фактически, у нашего Ильича. Билеты взял, на все четыре места, в купе фирменного поезда «Баку — Симферополь».
А сегодня, поутру мы проснулись… от громкого лая дворового барбоса. Подельника Тимофея Ильича. Я оделся, как по тревоге, было очевидно, что в калитку ломились явно не друзья.
Когда я приоткрыл ее, то на нее тут же надавили с улицы пытаясь открыть. Однако в схватке кто кого передавит победили пограничные войска и накинутая на место щеколда зафиксировала мою победу.
— Чего испугался, рюский, — услышал я, — открывай, поговорить нада.
— А мне не надо и потому прощайте, — ответствовал я.
Ко мне подошел, с каким-то дрекольем в руках, Тимофей Ильич:
— Поговорить придется, это Сам приехал. Дед Тимошин.
Ну что же, я все-таки в чужом доме, а хозяин — барин.
— Я выйду, а ты дед закрой калитку и Тузика спусти с цепи. Прошу, не лезь на улицу — это мое дело.
И я вышел на улицу, а там знакомые все лица: волга. красавчик Гусейн, два знакомых абрека. А вот и новый персонаж — представительный мужчина лет сорока одетый в дорогую черкеску. Подозреваю, что это и есть Сам, Гейдар Исмаилович. Еще за машиной отчим Галины прячется, которого я убедительно просил не попадаться мне и Галине на глаза — бо пришибу таракана усатого.
— Я вас слушаю, — без всяких восточных церемоний заявил я почтенному обществу.
Не переставая отслеживать абреков, занявших позиции с обеих сторон от меня.
— Ты предлагаешь мне кричать через на всю улицу?
— Хорошо, из уважения к вашему возрасту и положению, но эти, песики, пусть подождут вас с сыном и этим… отчимом — на улице.
Хозяйка уже накрыла на стол: чай, лепешки, сласти… И ушла, восток дело тонкое. После первой пиалы важное лицо приступило к разговору:
— Я хочу посмотреть на внука.
Тимофей Ильич поперхнулся чаем и закхекал, пришлось успокоительно похлопать его по спине.
— Хорошо, но давайте определимся с формулировками. Галина моя жена и Тимофей мой сын, по нашему советскому закону. Вот с этого фундамента и давайте строить здание нашего разговора. Я вас внимательно слушаю.
— Отец, — он показал на отчима Галины, — хочет, чтобы она вернулась домой.
— После того, как он ее выгнал из своего дома, на восьмом месяце? А теперь она моя жена и он на нее никаких прав не имеет. А моральных, тем более.