Одноклассницы
Шрифт:
Кража прошла на ура. Девчонки выскочили из библиотеки практически одновременно и рванули на классный час. В ранце у Марины, среди страниц дневника, лежала заветная фотография.
Гром грянул через двадцать минут. Сначала в класс вошла злобная библиотекарша, пошепталась с Галиной Викторовной. Потом та поманила пальцем Марину, и все вместе вышли из класса. Недавнее ликование у нее в душе сменилось ужасом перед неизбежной расплатой за преступление. На ватных ногах Марина вышла в коридор.
«Эта девица,» – ткнула в неё пальцем библиотекарша. – «Только что порезала газету в библиотеке. Выдрала фотографию. Днем заходила посмотреть, а после уроков украла, мерзавка.
Классуха, не говоря ни слова, подозрительно смотрела на Марину. Потом открыла дверь и первой вошла в кабинет. Она взяла Маринин ранец, положила на первую парту и, поглядывая на Марину, сама стала вынимать из него один учебник за другим, перетрясывая содержимое. Фотографии не было. Нигде не было. Даже в дневнике. Марина ничего не понимала. Библиотекарша тоже. Потеряв терпение, она сама принялась рыться в Марининых пожитках. Потом раздраженно поджала губы и молча ушла. Класс, затаив дыхание и тоже ничего не понимая, наблюдал за происходящим. Очевидно, случилось явно что-то из ряда вон выходящее. Марина собрала вещи и села на место. Она была ни жива, ни мертва. И припомнить не могла, как пережила классный час до конца.
В раздевалке Бодрова дружески толкнула ее в бок: «Зассала? Выйдем на улицу, отдам.»
«Так это ты взяла фотографию у меня из рюкзака?»
«Конечно я. Как только увидела эту мымру библиотечную, так поняла, что тебя надо спасать.»
«Ну ты даешь!» – искренне восхитилась Марина. У нее была лучшая подружка на свете. И фотография «Ласкового мая» теперь тоже была.
Правда появиться в школьной библиотеке Марина больше не могла. Совесть не позволяла. Если на дом задавали доклад, идти приходилось в районную.
Марина. 7-й класс.
«Сорока, если бы я знала, что ты будешь так круто выглядеть, то пошла бы с тобой,» – резюмировала Бодрова, разглядывая подругу.
На Марине была узкая, короткая, красная юбка, одолженная Гусевой, мамины осенние ботильоны на каблуке (размер почти подошел, нога совсем немного болталась) и колготки в сеточку. Волосы были распущены. Одежду, чтобы выглядеть старше и взрослее, собирали с миру по нитке. Макияж всей компании сделала старшая Ольгина сестра. Задача предстояла не из легких – преобразиться из 14-ти летних малолеток в 16-ти летних девиц.
На «Маленькую Веру» пускали с 16-ти. Но паспорта в кинотеатрах не спрашивали, а значит был шанс просочиться. Просачиваться предполагали парами: Бодрова – Гусева, Сорокина – Свищева. Марина и сама пребывала в легком шоке, глядя на себя в зеркало. С килограммом «Ленинградской» туши на ресницах, из-за которой они, казалось, с трудом поднимались, кроваво-красной помадой на губах (одинаковой у всех) и густым слоем тонального крема на прыщах она выглядела взрослой и донельзя хорошенькой. Значит если ее лицо раскрасить поярче, она может быть вот такой – роскошной, вызывающей, притягивающей взгляды?
Выйти такой на улицу, на всеобщее обозрение, было страшно. Похоже подружки чувствовали тоже самое, потому жались друг к дружке с самоуверенными и независимыми лицами.
«Разделимся,» – скомандовала Бодрова, когда они вышли из троллейбуса. Билеты и одной паре, и второй продали без проблем. Оставалось пройти контроль перед входом в зрительный зал. Старшая Ольгина сестра, ставившая на то, что малолеток погонят из кинотеатра поганой метлой, прогадала. Фильм они посмотрели.
На «Маленькую Веру» уже сходила половина класса. И говорили о фильме все без исключения с придыханием. Там, мол, такое, такое! Ну это самое прямо вот так, как будто так и надо, показано. Будто это что-то совершенно обычное, вроде танцев или спортивных соревнований, а не сами знаете что. Поверить в такое, что это самое показывают в кино, несмотря на заверения очевидцев, было невозможно. Надо было проверить самим. Подружки сгорали от нетерпения, предвкушая.
Из кинотеатра девчонки вывалились притихшие, ошарашенные увиденным настолько, что стеснялись обсуждать фильм даже друг с дружкой. Молча протряслись в набитом троллейбусе обратно и разошлись по домам. Зато в понедельник в школе влились в ряды тех, кто мог гордо задрать нос. «Маленькая Вера»? Конечно ходили. Да так, ничего особенного. Разок глянуть можно.
После этого памятного похода в кино Марина стала подкрашивать глаза и губы, таская косметику у матери. В школу не красилась, конечно. Ни-ни. Только по вечерам на прогулку с подружками. Заветной мечтой стали туфли на каблуке. Ну хоть на маленьком, а лучше на большом.
Марина. 8-й класс.
«Ой, Марина, дорогая,
Я тебе советую:
Ты свои кривые ноги
Оберни газетою,» – язвительно пропела Наташка Гусева при ее приближении. Запас оскорбительных частушек у нее был неистощим. Может она их специально сочиняет и записывает, чтобы не забыть? Дразнила она не только Марину, но ее почему-то особенно зло.
Делая вид, что не обращает внимания на гадкую частушку, Марина шла по длинному школьному коридору. Как на грех, тот был совершенно пуст. Укрыться за чужими спинами было невозможно. Кроме нее и сидевшей на подоконнике в самом конце коридора напротив кабинета истории компании там никого не было. Вся компашка дружно уставилась на Марину и следила за каждым ее шагом. Подобные ситуации, когда все на нее пялились, она ненавидела больше всего на свете. Внешняя невозмутимость давалась ей тяжело.
Марина дошагала до подоконника, шлепнула на него сумку с плеча, выудила оттуда учебник истории и, не обращая ни на кого внимания, стала читать заданный к сегодняшнему уроку параграф. По истории у нее были всего две оценки, причем разные. Шанс, что сегодня спросят, был велик. Гусева хмыкнула.
«Сорока, ты таблицу по истории сделала? Дай списать,» – потребовала Бодрова.
Марина молча достала из сумки тетрадь по истории и протянула Ольге. Та открыла ее и пробежала глазами по таблице. Остальные в почтительном молчании стояли рядом.
«А пятый пункт ты откуда взяла?» – возмутилась Бодрова.
«Из параграфа,» – коротко ответила Марина.
«Там такого нет,» – в своей обычной, безапелляционной манере заявила Ольга, не возвращая, тем не менее, тетрадь назад. Вот ведь зараза! Наверняка и сама сделала таблицу. Зачем у нее спрашивает? Сравнить? И ткнуть носом в ошибки, как обоссанного щенка в лужу, если найдет?
«Есть. В последнем пункте. Про искусство и культуру.»
«Врешь. Покажи.»
Марина перевернула страницу, нашла глазами нужный абзац и ткнула в него пальцем. Вся компания сгрудилась вокруг нее, заглядывая в учебник, потом дружно полезла в сумку за ручками и тетрадями. Исправлять и дополнять таблицу. Никто, даже ехидная Наташка Гусева, и мысли не допустил, чтобы попенять Бодровой на неполную таблицу, списанную у нее чуть ранее. Ситуация была не нова. И симпатий Марине со стороны Ольги не добавляла. А остальные делали как она. Плохо быть умной. Хорошо, что она не по всем предметам такая. Математика и физика точно не ее стихия.