Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу. Книга третья
Шрифт:
Примерно через полгода мне сообщили, что два бойца нашей команды ежедневно направляются не на службу, а на какие-то работы в распоряжение Мирошника. Удалось разговорить бойцов, и они поведали, что в каком-то ангаре на соседней площадке строят катер. Гражданская специальность у обоих бойцов была одной и той же – столяр-краснодеревщик.
А месяца через три я получил поручение Липинского – доставить особый груз на станцию Тюра-Там. В последний момент, уже вручая документы, Липинский объявил, что они фальшивые, а груз незаконный – катер Мирошника. А затем дал полный инструктаж на случай
Это задание успешно выполнил. Катер был доставлен на станцию и погружен на железнодорожную платформу. Судно было настолько велико, что полностью заняло всю платформу. Там же увидел еще несколько платформ с подобными судами. Судя по всему, готовился большой поход.
А на следующий день Липинский вручил пакет, в котором обнаружил четыре бутылки армянского коньяка. Это была «благодарность» Мирошника за риск, которому подвергался, совершая незаконные действия.
Чуть позже случайно услышал забавный рассказ одного из офицеров нашей группы о так называемом клубе водников на десятке.
– Представляешь ситуацию, – рассказывал тот Гене Соколову, – Как это ты меня не пустишь, спрашиваю?.. Я капитан, начальник патруля, а ты рядовой, без увольнительной и документов стоишь у двери какого-то сарая на берегу Сыр-Дарьи, на территории моего патрулирования. Да я тебя сейчас в комендатуру заберу… А он мне нагло так, это не сарай, а клуб водников, и я поставлен, чтоб посторонних не пускать… Это я-то посторонний?! Ну, дал команду своим бойцам. Они его отодвинули, и мы прошли внутрь. Мама моя! Это снаружи только сарай, а внутри – целый МИК! Все отделано вагонкой. Лампы дневного света в несколько рядов. И на стапелях с десяток огромадных посудин. А вдоль стенки – гигантские металлические боксы. И на каждом написано, кто хозяин. Полковник Львов, майор Мирошник и дальше по списку.
– Что, так и написано, майор Мирошник? – переспросил Гена.
– Огромными буквами!.. А тут входит здоровенный сержант. На меня ноль внимания. Тут же бойцу, ты зачем его пустил? А боец ему, они сами вошли… А ты, зачем стоишь? Выгоню к чертовой матери! Будешь служить, как все, кричит… И, представляешь, каков наглец, выйдите, говорит, отсюда, товарищ капитан. Это мне-то!.. Ну, поставил его по стойке «смирно» и объяснил некоторые положения устава… Так он угрожать начал! Я, говорит, сейчас полковнику Львову позвоню, так он лично вас отсюда выставит. Тут уж я из себя вышел. Достал пистолет и объяснил ему, кто я такой. Успокоился… Зашел в другую комнату, а там целая казарма. С десяток бойцов лежат на койках, смотрят телевизор. Полный бардак. Ну, позвонил в комендатуру и доложил о незаконном проживании бойцов вне казармы. Так знаешь, что мне ответили?
– Что?
– Уноси оттуда ноги, капитан, пока ни появился кто-нибудь из офицеров. И не подходи туда ближе, чем на пятьсот метров, если не хочешь неприятностей. Вот так, – закончил он рассказ…
А несколько позже я узнал, что катера уходили в поход только в одну сторону водного маршрута. В конечной точке их уже ждали покупатели. Отдохнувшие водники продавали свои суда и с немалыми деньжищами возвращались
А к новому сезону строили новые суда. Благо, и материалы, и рабочая сила, и горючее, да и вертолет, – все было бесплатным, или, на худой конец, приобреталось за краденый спирт. Умели поработать и отдохнуть с пользой для себя высшие офицеры…
Неожиданно Мирошник исчез, а у нас тут же появился новый начальник штаба группы – интеллигентного вида капитан. Все терялись в догадках, куда же подевался майор Мирошник. Но месяца через два он возник в качестве заместителя командира части по технике. А вскоре майоры Мирошник и Черныш стали подполковниками, а новенький капитан – майором…
Еле удалось отстоять Юру Павутницкого. Снова начались переводы офицеров в другие части. Первыми кандидатами оказались Юра Павутницкий и Леша Талалаев. Командование припомнило, как вопреки его воле, вынуждено было переназначить их к нам. Очередное вмешательство управления не помогло.
И тогда я посоветовал Суворову применить безотказный метод Липинского…
Сработало. За канистру спирта простой прапорщик, готовивший документы для приказа о переводе, убрал личное дело Юры, заменив его чьим-то другим.
К сожалению, этим другим, случайным образом выбранным офицером, оказался Хахин. Его, даже не подозревавшего ни о чем, и Лешу, за которого его командиры пожалели канистру спирта, приказом перевели в другую часть, что располагалась километров на двадцать дальше от Ленинска, чем мы.
Вскоре по полигону поползли слухи о результатах работы комиссии. Главным героем этих слухов был полковник Львов. Комиссия выявила беспрецедентные злоупотребления служебным положением, как в его службах, так и лично этим типом. Самые крупные касались распределения личных автомобилей. Оказалось, для офицеров полигона было выделено столько автомобилей, что хватило бы на все взрослое население Ленинска. А на полигоне по-прежнему громадные очереди военнослужащих, желающих приобрести личный автотранспорт.
Полковник, как установила комиссия, успешно торговал выделяемыми для полигона автомобилями, которые распределялись его «агентами» прямо в Европе.
Выявили и злоупотребления в распределении жилья, выделяемого увольняемым в запас военнослужащим полигона. Им тоже торговали. А у самого полковника оказалось целых три квартиры в крупных городах страны.
Обнаружили и незаконное использование военных вертолетов. Клуб водников был закрыт, а его имущество арестовано. Именно в тот период временно исчез член этого клуба майор Мирошник.
Насколько мне известно, полковника Львова уволили из армии. Отдали ли его под суд, не знаю. Не исключено, что он смог выйти сухим из воды, как и его друг – новоиспеченный подполковник Мирошник.
Меня же вдруг настолько загрузили заурядными армейскими нарядами, что такой нагрузки у меня не было даже в первый год офицерской службы. Через месяц беспросветной жизни я снова впал в состояние депрессии, совсем как после нелепых поздравлений сослуживцев с гибелью полковника Прохорова. Пусть тот угрожал мне тюрьмой, но не стал врагом настолько, чтобы я воспринимал трагедию как праздник.