Однокурсники
Шрифт:
На третьем году своей холостяцкой жизни Тед Ламброс стал считать себя олицетворением знаменитых строк Эндрю Марвелла. По сути, он внушил себе, что поэт, сам того не подозревая, изложил рецепт научного успеха. И если ты настоящий ученый, то можешь многого добиться в науке.
Сразу же по возвращении в Кентербери Тед продал дом на Баррингтон-роуд и переехал в квартиру на последнем этаже дома Марлборо-хаус — это было лучшее жилье, которое только мог позволить себе преподаватель университета.
За трехлетний период своего пребывания на посту завкафедрой
Можно спорить о том, был ли присущ Теду в молодости бунтарский дух или нет, но теперь, достигнув зрелого возраста, он, вне всякого сомнения, стал вдруг просто неистовым. Днем и ночью его переполняла безудержная страсть к работе, serenas noctes vigilare [71] , говоря словами Лукреция.
Как только он освобождался от канцелярской работы, то обычно возвращался в Марлборо-хаус, съедал свой размороженный ужин, питательная ценность которого вообще-то вызывала сомнения, а затем немедленно шел к своему письменному столу.
71
Без сна проводить ясные ночи (лат.).
После нескольких часов напряженной работы он обычно наливал себе немного рецины. Мало-помалу, потребляя напиток из современной Греции, он стал лучше понимать величайшего древнегреческого драматурга. Исследование Тедом творчества Еврипида приняло дионисийский характер. И он решительно вознамерился раскрыть все сокровенные тайны автора.
Он практически ни с кем не общался. Фактически не принимал никаких приглашений, за исключением тех случаев, когда был уверен, что там будет присутствовать высокое начальство. Ведь ходили слухи, что по истечении срока полномочий Тони Тэтчера его преемником станет Тед Ламброс.
Из-за хронической раздражительности он к тому же избегал женщин. В эмоциональном смысле. Оставались еще биологические потребности, удовлетворение которых в нынешнем Кентербери не составляло большого труда. Здесь всегда хватало чьих-то бывших жен, а также молодых симпатичных преподавательниц, приезжавших из Европы обучать студентов иностранным языкам, но в семидесятые годы, помимо всего прочего, стал наблюдаться наплыв женщин вполне взрослых.
В то время в правительстве много шумели по поводу дискриминации женщин среднего возраста при приеме на преподавательскую работу. И для того чтобы не терять федеральных субсидий, администрация университета усердно искала для своего штата таких женщин, которых было очень немного.
Среди множества новоявленных представительниц профессорско-преподавательского состава нашлись и такие, кто был бы не прочь завести с кем-нибудь любовную связь без сантиментов. А уж тем более с Тедом Ламбросом. И не только потому, что он был красив. Нет, просто эти женщины были такими же честолюбивыми, как и их коллеги мужчины. И так же стремились продвинуться по службе.
Ламброс пользовался авторитетом. Ламброс заседал во многих комиссиях. И в один прекрасный весенний день, как и было предсказано, Теодора Ламброса назвали ректором университета в Кентербери.
Когда Тед пришел домой после того, как ему сообщили замечательную новость, его так и распирало, чтобы в голос крикнуть: «Эй, Сара, я — ректор, черт меня дери!»
Но дома, конечно, никого не было. Он жил один. Совершенно один. И думал, что уже убедил сам себя, что ему так больше нравится.
Тем не менее сейчас его охватило странное чувство пустоты. Когда у него случались неприятности, Сара всегда оказывалась рядом, поддерживала, разделяя его боль. Теперь он чувствовал, что она нужна ему, чтобы разделить с ним его радость. Иначе в этих пустых стенах эта радость не имеет никакого смысла.
Ректора Кентерберийского университета чествует весь кампус. Но дома его скипетр и корона куда-то деваются, и он становится обыкновенным человеком. С обыкновенными потребностями.
Когда-то он был мужем и отцом. И сейчас, в минуту своего триумфа, он понял, как ему не хватает обычных составляющих полнокровной человеческой жизни.
В одну из суббот, три недели назад, Роб и его жена уговорили Теда пойти с ними кататься на коньках, надеясь поднять ему настроение. Они и представить себе не могли, что результат будет совершенно противоположным.
Ибо Тед видел вокруг себя на катке только отцов и их катающихся детей. Как отцы держат своих детей за руки. Как отцы поднимают и утешают своих малышей, упавших на лед.
Ему страстно захотелось снова обнять своего сынишку. И, как это ни больно признавать, ему также захотелось прижать к себе Сару.
Временами, среди ночи, он просыпался от мучительного одиночества. Единственным спасением для него было встать с постели, сесть за письменный стол и притупить свою боль работой. Чувств у него не осталось — эмоционально он был мертв.
Единственное, что еще продолжало в нем жить — благодаря внутривенным инъекциям научных исследований, — это его интеллект. Он уже был близок к тому, чтобы завершить свою чертову книгу, которая станет его научным пропуском в «дивный новый мир».
Ладно, если платить за все приходится одиночеством, то он воспользуется им сполна.
Лишь однажды за все это время он дал волю своим чувствам. Как-то вечером, через год после того, как он стал ректором, ему позвонил брат Алекс и сообщил, что их отец скончался.