Однокурсники
Шрифт:
— Тогда как ты считаешь, сможем мы с тобой… ну, ты понимаешь, о чем это я… еще раз попробовать?
Она грустно посмотрела на него и молча покачала головой.
Наверное, ему следовало догадаться, что в ее личной жизни кто-то есть, когда она предложила ему остаться на июль и пожить этот месяц с юным Тедом на Аддисон-кресчент, пока она съездит в отпуск. О своих планах она не сказала ничего определенного.
Она лишь дала понять, что собирается в Грецию — «посетить места, о которых
— С кем? — отважился он спросить.
— О, с парой миллионов греков, если не больше.
Но довольно скоро Тед все же догадался, кто сопровождает его бывшую жену в путешествии. И неудивительно: сын в своих разговорах то и дело упоминал имя Фрэнсис. И если это не ссылки на знаменитого говорящего мула по кличке Фрэнсис из одноименного фильма, который Тед видел в детстве, значит, он имеет в виду Фрэнсиса Джеймса, преподавателя классической филологии из Бейллиола.
— Хотел бы я когда-нибудь познакомиться с этим парнем, — сказал Тед, услышав в энный раз это имя.
— О да, он тебе очень понравится, — ответил сын. — Он славный малый.
«Боже мой, — подумал он, — мой сын стал настоящим англичанином».
Весь июль Тед старался быть настоящим отцом. Он сидел на всех бесчисленных матчах по крикету. Покупал множество театральных билетов. И предпринимал многочисленные попытки доказать это сыну за беседой во время ужина.
Но их разделяла пропасть — широкая, как Атлантический океан.
Юноша был вежливым, добрым, дружелюбным. Однако единственное, о чем они могли говорить, — это строить далекие планы насчет высшего образования. Тед пытался заинтересовать сына Гарвардом.
— Тедди, я должен кое-что тебе объяснить. Поступив в Гарвард, можно приобрести бесценный опыт, который изменит всю твою жизнь. Я хочу сказать, со мной именно так все и было.
Юноша посмотрел на отца и сказал:
— Если честно, мне моя жизнь нравится.
Тед Ламброс провел месяц с мальчиком, который носит его имя, но во всем остальном это был чей-то другой ребенок, а не его.
В конце июля Сара, загоревшая, вернулась из Греции вместе с таким же бронзовым от загара Фрэнсисом Джеймсом, и они объявили, что решили пожениться.
К огорчению Теда, первое же поздравление в виде спонтанного «Супер!» вышло из уст его сына, который бросился обнимать долговязого очкарика — преподавателя классической филологии.
Пряча свою досаду, Тед пожал Фрэнсису руку и поздравил его.
— Благодарю, — ответил англичанин. И добавил с искренней симпатией: — Я всегда был одним из ваших поклонников. Если судить по тем статьям, которые вы уже опубликовали, то ваша книга по Еврипиду будет просто великолепной. Когда вы собираетесь ее закончить?
— На прошлой неделе я отослал рукопись в Гарвард, — сказал Тед, испытывая странное чувство опустошенности после завершения работы.
— Мама говорит, она замечательная, — вставил юный Тед.
«О, — подумал его отец, — по крайней мере, малыш меня хотя бы уважает».
А потом его сын подвел итог:
— Мне не терпится услышать, что ты о ней думаешь, Фрэнсис.
Тед понимал, что теперь уже ничто не держит его в Оксфорде. На следующее утро он вылетел самолетом в Бостон, а потом направился в Кентербери — ждать вердикта от издательства «Гарвард юниверсити-пресс».
На это ушло не так много времени. Уже в ближайшие выходные ему позвонил Седрик Уитмен, полный восторга. Его назначили рецензентом рукописи книги Теда для издательства, и он не смог ни сохранить своей анонимности, ни сдержать своего восхищения.
— Седрик, — вежливо поинтересовался Тед, — пока мы обмениваемся секретами, можно спросить у вас, кто второй рецензент?
— Тот, кто восхищается тобой не меньше меня, — один заслуженный профессор древнегреческой филологии в Оксфорде, недавно ушедший в отставку.
— Камерон Уайли? — спросил Тед, его приподнятое настроение пошло на убыль.
— Он самый, — ответил Уитмен. — И я даже представить себе не могу, чтобы его отзыв был менее благоприятным, чем мой.
«А я могу», — подумал Тед, вешая трубку.
Всю последующую неделю он каждый день с утра и до вечера играл в теннис с преподавателями, со студентами, а также против служащих корта — со всеми, кто подворачивался ему под руку. Напряжение от ожидания было нестерпимым.
И вот наконец пришел конверт, на котором от руки был написан адрес и красовалась почтовая марка из Оксфорда. Тед не осмелился вскрыть его в присутствии секретарши. Вместо этого он бросился в мужскую уборную, заперся в одной из кабинок и только потом надорвал конверт.
Он несколько раз прочел письмо, а затем начал вопить во весь голос.
Немного погодя туда пришел Робби Уолтон, вызванный секретаршей, чтобы проверить, все ли в порядке.
— Роб, — закричал Тед, все еще находясь внутри своего маленького королевства, — у меня все схвачено! Камерон Уайли хоть и по-прежнему считает меня скотиной, но моя книга по Еврипиду ему нравится!
— Эй, — весело сказал Роб, — если ты когда-нибудь выйдешь оттуда, я тебя обязательно угощу.
*****
Дэнни Росси начал уставать. Не то чтобы от музыки. И уж конечно, не от аплодисментов, которые окружали его со всех сторон — как на сцене, так и вне сцены. Нельзя сказать, что ему наскучила и нескончаемая вереница женщин, готовых преподнести ему себя для сексуального автографа.
Нет, то, что он чувствовал, было усталостью в самом буквальном смысле. Его сорокалетнее тело казалось изношенным. Он обнаружил, что задыхается даже при самой умеренной нагрузке.