Однолюбка
Шрифт:
Не веря своим глазам, она покачала головой. Не могла же она за пять минут произвести на старика такое сильное впечатление! Вероятно, он принял ее за Апалачу, осознавшую свои материнские обязанности.
На секунду ее кольнула мысль, что Ред знал о перемене настроения старого господина и намеренно соблазнил ее, чтобы привязать к себе. Просто было бы очень привлекательно приписать Реду после этой отвратительной ссоры какую-нибудь подлость. Но она снова покачала головой. Скорее в духе Реда было разорвать в клочья важный документ, считая, что задета его мужская честь.
Может,
Нет. Ред должен доверять своим и ее чувствам! Нельзя же так много говорить прошлой ночью о любви и совместной жизни, а через двенадцать часов люто возненавидеть.
Если он не приложит усилий, чтобы разобраться в их взаимоотношениях, ей действительно будет лучше в Париже. Возможно, она станет знаменитой художницей. И тогда, лет через десять, она еще поглядит на этого стареющего ковбоя!
Мэри закрыла конверт, не вложив никакой приписки. В этот момент в комнату снова влетел Пат.
— Извини, Мэри, у меня больше нет времени, — взволнованно крикнул он. — Панчито, Кристобалю и мне разрешили доехать на джипе до пограничного поста. Ты понимаешь, это страшно интересно… этот Колби…
Он с досадой скользнул взглядом по ее чемодану.
— Ты помирилась с папой?
— Еще не совсем, но немножко.
— Здорово. — Он послал ей воздушный поцелуй.
— Пат, ты ведь хотел мой адрес.
— Запиши его где-нибудь для меня, Мэри. Я ужасно спешу, а то они меня не возьмут. Пока, Мэри.
Вот я и получила еще одно «пока», усмехнулась Мэри и теперь уж совсем перестала понимать, что же ей делать. Она не сердилась на Пата за то, что для него мертвый Колби в пустыне оказался интереснее, чем живая Мэри, но все-таки раньше мальчик просил ее остаться.
А сейчас позволял ей уехать, даже не желая узнать адрес.
Отец и сын, подумала она.
С нее хватит.
Если Реду чего-то от нее нужно — пусть даже только ради получения лакомого куска, ранчо Стоунов — он, без сомнения, найдет способ разузнать ее адрес.
Двумя днями позже Ред без особого комфорта лежал в спальном мешке на жесткой земле и почесывал щетину на подбородке. Колби они еще не нашли, и он уже не верил, что поиски завершатся успехом.
Сначала они следовали по старому руслу давно не существовавшей реки, которое вело к «Дороге дьявола», потому что бессмысленно было искать на лошадях занесенные песком следы Колби. Тропа, использовавшаяся не каждый год, приготовила достаточно сюрпризов. Обломки породы, намытые когда-то ливнем, перегораживали русло, все заполонили колючие заросли. Поисковой группе пришлось проделать тяжелую, изнурительную работу — с помощью лопат и мачете расчистить путь, чтобы пробиться туда, где они сейчас находились.
Первым и единственным результатом было то, что они нашли маленькую кобылу, слава Богу еще живую. Колби оставил ее и даже проявил милосердие, не пристрелив.
Но, возможно, милосердие было тут ни при чем, и он просто не хотел выдать свое местонахождение.
Ред
Это была самая прекрасная ночь в его жизни. Что-то происходило не так, как обычно. Он обладал поразительно хорошей памятью на все, что касалось его амурных похождений и считал физическую любовь самым большим удовольствием на свете — но то, что случилось той ночью, приоткрыло в нем дверь к новому пониманию, где любовь оказывалась не только возбуждающим средством, но чем-то гораздо большим, всеобъемлющим.
Не чувственностью, а чувством, обещавшим защиту и заботу друг о друге, дарящим доверие и ждущим доверия в ответ. Эта любовь будила в нем желание понять смех и слезы Мэри, смеяться и плакать вместе с ней — на все времена.
Это было непостижимо и прекрасно.
Ред смотрел на звезды и не хотел вспоминать безобразную ссору и измену Мэри. Гораздо более важным было для него сейчас понять, почему он воспринимал Мэри совсем иначе, чем других женщин.
Вначале, скорее всего, сыграло свою роль ее сходство с «Маленькой девой», и он как мужчина, естественно, захотел непременно овладеть своей игрушкой.
Но Мэри заколебалась — и это только подогрело его. Она заявила ему, что может принадлежать только одному мужчине, и тут он захотел обладать ею всегда.
Однолюбка…
Было холодно, но Реда вдруг бросило в пот, когда до него дошло значение этого понятия, а также его последствия: Мэри — не Апалача, которая запросто могла с двумя… Если Мэри разрешила своему Джошуа поцеловать ее плечо, это означало, что она приняла решение в пользу Джошуа и Парижа!
С другой стороны — почему Джошуа уехал, а она осталась?
«Я хочу эту женщину», — произнес он в отчаянии и прикусил губу. На протяжении этих сумасшедших дней — а обо всем, что происходило, он узнал лишь вчера — Мэри всегда вела себя осмотрительно, честно и смело. Он же совершил ошибку, заставив ее расплачиваться за то, что после «Апалачи» не доверял больше ни одной женщине! Разве он позволил Мэри сказать хоть слово?
Так что же на самом деле происходило в той комнате и почему профессия Джошуа имела какое-то значение?
Ред попробовал восстановить в памяти картину, которая перед ним открылась. Мужчина с вытянутой рукой, стоявший за спиной у Мэри, словно приглашая ее на танец, обнаженная Мэри.
Ладно, для танцев раздеваться необязательно. Насчет массажиста он ляпнул со злости. Почему она вообще стояла так далеко, у окна? Точно так же, как во время их первой встречи, когда он ее попросил показать ему спину. И ведь сначала смотрел на нее не как на любовницу, а как на обнаженную натуру.
Натурщица?
Натурщица!
А Джошуа — скульптор, как и Санчо Хуарес, которого Мэри так почитала?
Теперь, докопавшись до истины, он почувствовал себя еще несчастнее. Он несправедливо оскорбил Мэри и не может ничего исправить, поскольку разыгрывает здесь, в пустыне, филантропа!