Одновременно: жизнь
Шрифт:
Теперь Россия в осаде. В осаде во многом и по собственной вине, и по собственной глупости, и по причине неуёмных амбиций. Но в осаде оголтелой и бессмысленной. И вот теперь я вижу много талантливого, остроумного и совсем не злого. Мы почти меняемся ролями…
Я представить себе не мог ещё два месяца назад, что напишу то, что только что написал.
А ещё я скажу, что национализм – это национализм, и его ни в какие другие цвета не перекрасить. А фашизм – это фашизм, и он не имеет никаких оправданий. Никаких и ничем! Как вы, милые мои друзья, допустили, что у вас в вашей прекрасной стране теперь столько вооружённых фашистов? А Ярош – фашист и Тягнибок – фашист.
И нет сейчас в вашей стране руководства, про которое можно было бы сказать как о руководстве. Потому что это «руководство» не может руководить и ненавидит целые регионы, а ещё до сырости в штанах боится националистов и фашистов.
Руководство ваше крутится, как вошь на гребешке, а эти люди приехали
Хватит во всём обвинять Россию. Нас есть кому обвинять в мире. На себя хоть чуточку оглянитесь! Признайте, что вы – суверенная страна, и тогда сами в себе усомнитесь и устыдитесь. А мы в России, в изоляции и информационной осаде, будем с достоинством и радостью, а главное – без всяких сомнений праздновать любимый с детства праздник День Победы.
6 мая
Я долго не высказывался на самую главную и болезненную тему. Понятно, на какую. Я молчал, молчал, молчал… Не отмалчивался, а молчал. Не знал, что сказать, и два дня назад высказался. Я знал, что те, кто от гнева и усталости уже ничего и никого не способны слышать, кроме говорящих и думающих в унисон, прочтут и увидят в моей записи что-то своё и только своё. Я знал это заранее, но уже не мог молчать, потому что начал бы отмалчиваться. Последние два дня я прожил под натиском тех, кто проклинал меня или хвалил. Прокляли многие, со всех сторон. Сегодня мой давний знакомый из большого украинского города, который я не буду называть, прислал фотографию того, как он сжигает у себя во дворе мои книги. А он любил мои книги много лет… И спектакли. Я горевал. Я получал похвалы от тех, кто тоже ничего не понял из того, что я сказал. И я горевал от этих безумных похвал. Сегодня я публикую запись, над которой работал эти два дня. Будут новые безумные проклятья или наоборот – но адресую я это тем, кто хочет услышать и понять, тем, кто не оглох от гнева и ненависти. Это лирический текст. Лирический настолько, насколько может быть лирическим.
На днях, после одесской страшной беды, я отчётливо понял, что как бы это ужасно или прекрасно ни звучало, мы с Украиной неразрывны. Неразрывны не по причине исторического и этнического родства, единого культурного наследия и прочих объединяющих факторов, а неразрывны по иной глобальной, мировой причине. И эта неразрывность сулит нам долгие совместные беды.
Неевропеец
Как бы наивно это ни прозвучало, именно в последние дни я со всей ясностью понял, что я не европеец. Конечно, это нужно было понять много раньше, но я, наивный, этого со всей ясностью не понимал, а теперь понял. Осознал! Я с самой юности старался выглядеть как европеец, ни разу в Европе к тому моменту не побывав. Любил всё европейское, часто не отличая европейское от американского. Мне нравилось, когда меня в Москве принимали за иностранца по причине необычной (европейской) одежды, причёски и поведения. Я полагал европейский культурный, архитектурный и человеческий контекст мне близким и естественным. Я не находил в себе признаков Востока и Азии. Я видел в себе только европейское начало и внутреннее устройство, с рудиментами советского прошлого. Уверенный в своей европейскости, я переехал жить в Калининград, который фактически находится в сердце Европы. Я приучил себя не мусорить, быть вежливым, переходить улицу на зелёный сигнал светофора, улыбаться незнакомым людям, не желать обмануть, не нарушать закон, всегда пристёгиваться ремнём безопасности… Но именно сейчас, в эти дни, я понял, что никакой я не европеец, несмотря на все свои внешние признаки. Я обнаружил в себе много такого, чего не ожидал обнаружить. И тогда я признался себе: я не европеец!!! Я это так отчётливо понял, потому что увидел, что украинцы тоже не европейцы. Мы неразрывны! В последние дни я мощно осознал, что мы неразрывны именно в своей этой неевропейскости. Мы неразрывны потому, что они – украинцы, а мы – русские.
Я не европеец. Потому что какой европеец смог бы пять месяцев жить только новостями из разных источников, соизмерять и строить свои планы только в связи с этими новостями, поступающими из другой страны? Какой европеец смог бы провести такое количество времени в неуёмных телефонных и застольных тяжелейших спорах с друзьями, приятелями, малознакомыми и совсем незнакомыми людьми? Со всеми подряд! Какой европеец потратил бы на всё это такое количество нервов, перессорился с половиной знакомых и коллег из-за того, что происходит в другой державе? Я не могу себе представить европейца, который бы изо дня в день в течение полугода стал строить предположения, гадать, пытаться спрогнозировать, что же будет дальше. Только мы, мы-неевропейцы, я-неевропеец, способны на это.
А в этом случае какие украинцы, к чёрту, европейцы? Какой европеец может почти полгода, забыв
Одни, живущие на берегах Волги, Иртыша и Амура, не могут понять и принять, что на берегах Днепра живёт другой народ. Не могут они этого понять по той причине, что Россия при всём национальном многоцветии и многообразии весьма однородна в своих суждениях. И люди в Краснодаре, Казани, Улан-Удэ и Владивостоке имеют весьма схожие взгляды на мировое устройство. А ещё добрая треть граждан России имеют украинские фамилии. И, ни разу даже на Украине не побывав, всё равно считают украинцев братьями, но только братьями какими-то сложными, запутавшимися, обиженными, озлобленными и в целом не очень правильными. Но братьями… А на берегах Днепра люди буквально криком кричат: «Никакие мы вам не братья, а вы – нам не братья!!! Тамбовский волк вам брат! Оставьте нас всех в покое и дайте пожить, как мы хотим! Не лезьте к нам…» А с берегов Оби и Лены в ответ: «Опомнитесь! Вам не надо в Европу! Посмотрите, как плохо болгарам, румынам, и вот-вот станет совсем плохо молдаванам. Давайте с нами! Вы, кроме нас, никому не нужны! Не нужно никому, кроме нас, ваши сало, конфеты и семечки! Мы – братья! С нами не пропадёте! Мы вам и газ и бензин – всё отдадим по-братски, отдадим дёшево! Только будьте с нами! Опомнитесь!..» А на самом деле, если совсем по-честному, если правде в глаза, – боимся мы, неевропейцы-русские, что действительно возьмёт да и уйдёт от нас Украина к Европе, интегрируется, да ещё, не дай Бог, заживёт хорошо, со всеми вытекающими европейскими благами и радостями. Мы этого больше всего не хотим. Потому что, если ещё честнее, мы сами хотим туда, в Европу, чтобы без виз, чтобы без границ и чтобы без особых усилий, но так же, как в Европе. И чтобы обязательно лучше, чем в Украине.
А они, неевропейцы-украинцы, кричат: «Не надо нам от вас ничего! Мы гордые! Мы хоть впроголодь, хоть босые, но свободные, и без вас! Мы всегда были европейцами, просто вы нас не пускали, не давали расправить крылья, душили нашу песню и отбирали у нас всё самое лучшее. Оставьте нас в покое! И живите со своей нефтью, газом и прочим добром. Нам вашего не надо». А на самом деле, если честно, если по правде, украинцы-неевропейцы считают газ, идущий через Украину, своим и совершенно уверены, что за него не надо платить вообще, а нужно забирать его, сколько надо и не надо. И что Россия по гроб жизни им должна за все притеснения и обиды, и что провоцировать, обманывать и всячески унижать всё русское, перепутав его с российским, а российское – с русским, не только можно, но и должно. А ещё украинцы-неевропейцы не желают просто так оторваться от России. Они желают России краха, гибели, чумы и всяческого попрания России всем миром. Это – если честно!
Мы так много лет прожили в состоянии ненависти с берегов Днепра и презрения с берегов Невы, что стали в этом неразрывны. Мы утверждались и укреплялись в том, что мы разные, и срослись в этом процессе. Мы одинаково лживы – в смысле, врём мы по-разному, но одинаково много. Мы одинаково много воруем, жульничаем, хамим, похабничаем. Делаем это с разным размахом и масштабом, со своими географически национальными особенностями, но одинаково давно и постоянно. В наших отношениях мы с давних пор погрязли в фальши и ханжестве, во лжи и недоверии, в ненависти и презрении, но мы жить друг без друга не можем. Это же так понятно: не может быть конфликта между безразличными друг другу людьми. Чем сильнее злоба друг на друга, тем больше взаимное проникновение.
Мы не европейцы! Никому мы, кроме нас, не нужны! Не нужны, не интересны и совершенно непонятны.
Кто-то скажет: но и вся Европа так живёт! Немцы не любят бездельников греков и португальцев, презирают их и считают, что кормят дармоедов, но терпят из-за комплекса вины за Гитлера и Вторую мировую. Французы смеются над итальянцами. Немцев не любят все. Голландцы терпеть не могут бельгийцев и считают их идиотами, бельгийцы наоборот. В самой Бельгии фламандцы на дух не переносят валлонцев. Финны не могут забыть обиды шведам, норвежцы тоже… Я уже не говорю про поляков, прибалтов, чехов, словаков. Всем кажется, что кто-то слишком много ест и мало работает, все друг друга подозревают. Великобритания радуется тому, что она на островах, высокомерно смотрит на всех из-за Ла-Манша и только и мечтает, что о выходе из Евросоюза. А Шотландия мечтает об отделении от Англии. Да, всё это так! Но мы с украинцами не европейцы, у нас страсти мощнее. У нас зависть темнее и гуще, у нас недоверие глубже, у нас нравы более дикие. Нам законы не писаны. А те законы, что есть, безумны и не обязательны для исполнения.