Одуванчик в тёмном саду
Шрифт:
— И кто же так поторопился сообщить ему о смерти дочери?
— Письмо из гарема. Нерукописное. Стандартный печатный шрифт. Подписи нет. Передано обычными почтовыми службами.
Все перечисляемое Илом означало, что из письма никаких улик и следов не выловишь, кроме того что в гареме есть доброжелатель, поспешивший уведомить о несчастном случае короля, далеко не самого лояльного к морра арргросс и его арахнидам.
— Рядом с Бердиньярой находится эльфийское поселение, так? — уточнил я.
— Да. И люди, живущие в этом королевстве, до сих пор тайно поклоняются эльфам, — подтвердил Илуватор мои подозрения.
— То есть Диндэниэль должна была быть для той девушки чуть ли не тайным божеством. Почему же она ее убила?!
— Выкрикнув при этом что-то про «темную тварь»? — Ил поджал губы и состроил глубокомысленное выражение лица. — Теперь же не только мы знаем о иномирной сущности в теле эльфийской леди, и для кого-то подобное могло стать довольно уважительной причиной для убийства.
— Не называй ее «существом» и «сущностью»! — почему-то это обращение к тому… к той… к Дине… Черт! — Эта сущность нас спасла, и… Я с ней сплю, ясно! Она — женщина. Умная, веселая…
Ил лишь молча кивнул, озабоченно-сочувственно посмотрев при этом.
— Морра арргросс? — раздался у меня в голове тихий ментальный шепот одного из охранников. — Ваш секретарь хочет сообщить вам что-то очень срочное.
— Пусть войдет, — разрешил я.
Рридфферт, и так белокожий, выглядел еще более побелевшим от волнения. Запинаясь и стараясь глядеть в пол, а не на нас с Илом, он быстро оттарабанил:
— Ваша старшая сестра, леди Оливия, прислала уведомление, что прибудет в замок завтра утром. Вместе со своей дочерью, леди Жизель.
— Очень вовремя, — выдохнул я, тоже стараясь не смотреть на Илуватора, чтобы не рассмеяться. Ну нельзя же соболезновать мужчине, в которого безумно влюблена молодая красивая девушка?
Глава 24
Головная боль, это я скажу вам, такая гадость… особенно, когда голова болит даже во сне. Нет, после того, как в мутном зеленом тумане промелькнули острые эльфийские уши и кривая ухмылка местного гебешника, стало значительно легче. Миксер, усердно взбивающий коктейль из моих мозгов, почти затих, туман постепенно осел и стек по стенкам черепной коробки тягучими зелеными каплями с мятным привкусом. И пришел нормальный сон, в котором кто-то тяжело упал рядом со мной на мягкую кровать, обнял, поцеловал в макушку и что-то даже сказал… только вот что именно — не помню.
Утро началось нормально и даже где-то привычно. Я, мягкая постель и Повелительская люстра над головой. Ага, вот кто тут приползал обниматься среди ночи…
Обнимателя, кстати, рядом не наблюдалось, видимо, Повелительская доля такая — не высыпаться. Впрочем, я понятия не имею, сколько времени прошло. Может, третьи сутки тут похрапываю.
Стоило мне сползти с кровати и на еще не слишком твердых ногах посетить местные “удобства”, как в дверь сначала постучали, а потом внутрь проник белобрысый секретарь. Я все никак не могу запомнить его имя…
Вид у пауконавта был взъерошенный и немного виноватый. И он, лапочка такая, принес мне завтрак!
Оказывается, я успела проголодаться, как волк. Еще бы, если вспомнить, в последний раз я нормально ела еще до приключений на болоте.
Организм бурно возрадовался и напугал пауконавта громким и хищным бурчанием из голодных глубин. Бедолага очень нервно на меня покосился… Наверное, инстинктивно боится подобных звуков, издаваемых женскими особями.
Но на этот раз паучьи лапки были в безопасности — на подносе была каша, жареная курица с овощами, булочки, мед, молоко, персики, горячий шоколад…
Пока я завтракала, паучок бегал по каким-то своим секретарским делам и вернулся как раз вовремя, — я отвалилась от стола, как сытая гусеница. Круглая, довольная и готовая тут же окуклиться. Но свить кокон из одеял мне не дали.
Ага, вот откуда у паука такой виноватый вид. Даже не столько виноватый, сколько обеспокоенный и нервный. Оказывается, утром в гости к повелителю прибыла его старшая сестра с дочерью и свитой.
Хм… ну сестра и сестра, вот только я уже научилась разделять то, о чем паучок ментально говорит, и то, что он при этом про себя думает. Так вот, думал паучок исключительно о том, что приехала большая головная боль для всех, включая Властелина. А если прислушаться еще внимательнее, то там было даже легкое ехидство по поводу одного остроухого индивида, которого… хи! Хи-хи, Илуватор-то наш, оказывается, популярен у женщин! Я только не разобрала, кто именно на него претендует — то ли сестра повелителя, то ли племянница.
Но это заботы гебешника, а вот мне опять предстоит переезд. Причем на этот раз не просто в гарем, в свою комнату, а в отдельный дом на темной стороне.
Н-да… не знаю даже, как к этому отнестись. С одной стороны, кому много дано, с того много спросится, а я тут вроде как старалась не выделяться. С другой стороны, не выделяться у меня получалось все равно плохо. То малолетки бьют, то стрекозы стрекозят, то вообще…
Вчерашняя ночь вдруг встала перед глазами, и я впервые в этом мире по-настоящему испугалась. До дрожи, до киселя в коленках, до холодной испарины.
Причем непонятно, что именно меня напугало сильнее всего. Смерть? Нет. Я уже умирала и как-то даже слегка разочаровалась в этой процедуре. Боль? Да, боли я боюсь… Но если бы меня вчера просто скинули на каменные плиты двора, я все равно не успела бы ничего почувствовать. Разлетелась бы кровавыми брызгами, как та сумасшедшая…
Да, именно это! Странно, но чужая и такая наглядно-некрасивая смерть напугала меня гораздо больше своей собственной. Ощущение сказки и легкого сна разбились вместе с несчастной убийцей.
Ну что же… надо жить дальше. А значит, берем свой страх, разбиваем его на кусочки и смотрим, из чего он состоит. И с каждым фрагментом договариваемся по-отдельности, а потом мысленно вешаем этот “договор” на стену, как диплом.
Если сосредоточенно мучить мозг этой психологической гимнастикой, извилины потихоньку начинают шевелиться живее, а гормоны тем временем приходят в норму. Глядишь, уже и сердце вернулось из пяток в грудную клетку, и желудок успокоился и не трепыхается… уф!
Похоже, мой страх и то, как я с ним справилась, произвели на паука-секретаря впечатление. Во всяком случае, рассматривал он меня теперь с искренним интересом и даже уважением.