Офелия
Шрифт:
Мама была счастлива. Пробилась к Питеру сквозь толпу зрителей и журналистов, даже отодвинула людей с радио и большого темнокожего парня с громоздкой кинокамерой. Мамины щёки были мокры от слёз, и она тискала сына перед толпой незнакомых людей, восторженно щебетала, целовала мальчишку, как маленького. Кевин Блюм стоял поодаль и щёлкал фотокамерой, улыбаясь до ушей. Этим двоим на выставке точно понравилось.
А уж кто был запредельно счастлив, так это миссис Донован. Она порхала от одних журналистов к другим, щебетала с иностранцами, охотно фотографировалась, расписывалась изящными завитушками
– Им понравилось, - уныло ответил Питер на вопрос друга.
Йонас зевнул и поёжился. Ночи, в отличие он жарких дней, стояли прохладные и сырые.
– Вот и смотри, - произнёс он. – Сколько вам Офелия за одну выставку заработала? Ну, помимо бесполезных кубков, которыми разве что орехи колоть.
– Не знаю, Йон. Я не видел, что в чеке написано, - признался Питер. – Но кубков точно три. Всякие медали, ленты с надписями, дипломы с вензелями… Погоди. Ты думаешь, мой отец…
– Ах-ха. Станет на ней зарабатывать, - подытожил Йонас. – О вас во всех газетах пишут. Куда не глянь – всюду твоя довольная рожа. Начнётся учебный год – девки будут вокруг тебя стаями порхать.
– Тьфу на тебя, хрень какая-то! – фыркнул Питер. – Оно мне на фиг не надо!
– Вот увидишь. А родители теперь вас с русалкой по выставкам затаскают. Будете плясать, обеспечивать папе приток денег. Заодно и тебя куда-нибудь это… призвездят.
– Заткнись, а? – жалобно попросил Питер.
Оба надолго замолчали. Ночную тишину нарушало лишь далёкое пение птиц и стрекотание кузнечиков в высокой траве. Лу деловито шарил по карманам куртки Питера, азартно попискивая. Йонас отошёл в сторону и закурил. Миссис Палмер недавно уловила запах сигаретного дыма от пижамы сына, устроила ему допрос. Кажется, в версию, что Ларри курил рядом с выстиранным бельём, она не поверила. Питер рассказал об этом Йону, и тот теперь берёг друга от запаха курева.
Порыв ветра зашумел листвой старой ивы, донёс издали собачий лай. Лу вытащил из бокового кармана куртки кусок шоколадки, зашуршал фольгой.
– Лу, ты как мусорное ведро, - заметил Питер. – Ешь всё, что съедобно или было съедобно, но испортилось.
– Или не было приколочено, - добавил Йонас.
Он прикопал окурок на берегу ручья, вернулся к Питеру.
– Расскажи про Офелию, - попросил Йон. – Как она после поездки?
– Она молодец, очень спокойная. Как вернулись, спряталась сразу, полдня не выходила. Потом приплыла покушать. Представляешь, эта проклятая помада и хрень для глаз до сих пор на ней держатся. Ей это не нравится, она лицо трёт.
– Ещё бы. Для неё это как нам присверлить рог на лоб, - вздохнул Йонас. – Миссис Красная помада не догадалась её отмыть после выступления?
– Да будет тебе, она выше всего этого. Чирик-чирик с судьями, фотографируйте меня, я звезда, бог-мой-мистер-Палмер-какой-успех! – скороговоркой произнёс Питер, подражая интонациям миссис Донован.
– Идиотская затея – портить естественную красоту какой-то краской. Келпи какого цвета был?
– Буро-зелёный, а что?
– Я видел одного крашеного в цвет молодой листвы. Только он уже мёртвый был.
– Тьфу! Вот зачем?
– Для потехи. Как и выставки
– Угу. Как в зоопарке.
– «Самый юный дрессировщик нечисти из другого мира!» - нараспев произнёс Йонас, воздев руки к небу.
Питер вырвал пук травы с корнями, метнул в него.
– Ты тоже читал эту уродскую статью?
– Ах-ха. Ну и хрень ты нёс!
– Я и половину не говорил того, что там написано, - сквозь зубы сказал Питер, вытирая грязные руки об пижамные штаны. – Тем более то, что я мечтаю стать дрессировщиком оттудышей для королевской семьи!
Йонас захохотал, хлопая себя ладонями по коленям. Питеру захотелось встать и пойти домой, спать. Когда твой друг с самого начала встречи источает сарказм, удовольствия от такого общения мало. Особенно когда ты стараешься делиться с ним хорошим, а не ныть и жаловаться, как отвратительно ехать в кузове грузовика, торчать целый день под открытым небом, делать счастливое лицо и ни на минуту не забывать, что ты не развлекаться приехал, а поддержать существо, у которого ты – единственный друг.
– Давай, ржи громче! Сейчас вся полиция графства сюда сбежится, - хмуро пробурчал Питер. – Дурак.
Смех оборвался. Йонас застыл, будто его ударили. Питеру стало неловко: безобидная же шутка, и что он так взъелся на Йона… Зашуршала под ногами трава, и фигура Йонаса растворилась в темноте. От ручья послышался тихий плеск, и Питер испугался ни на шутку: «Вот куда его понесло? Что он делает-то?»
– Эй, Йон!
Ни звука в ответ. Мальчишка вскочил, подхватил пикси и фонарик, быстро зашагал к ручью. Тусклый луч света нехотя расталкивал тьму перед Питером, длинные зыбкие тени шарахались в стороны. С Йонасом никакая темнота не была страшна, но стоило ему просто отойти туда, где его не видно, страхи подступали к Питеру со всех сторон. Мальчишка споткнулся об кочку, едва не упал, и, если бы Лу не уцепился за край рукава, Питер бы точно его уронил.
– Йонас! – позвал он снова и замер, прислушиваясь.
Впереди что-то шевельнулось, и Питер посветил туда фонарём. Йон сидел на корточках у самой кромке воды, уткнувшись лицом в ладони. Как малыш, который играет в прятки, закрывая глаза и думая, что становится невидимым.
– Ты чего не отвечаешь? – сердито спросил Питер. – Я зову, зову…
– Да здесь я. Ты же велел заткнуться. И сам теперь орёшь, - глухо прозвучало в ответ.
Питер встал за его плечом, посопел.
– Не будет при дворе Георга оттудышей, - помедлив, сказал он. – Король не станет держать рядом с собой врагов человечества. А принцесса любит собак и вообще выступает против жестокого обращения с животными.
– Ах-ха, с животными, - подчёркнуто произнёс Йонас. – Я тоже животное, видимо.
– Какой-то ты не такой сегодня. Что случилось-то?
– Ничего. На себя смотри! – огрызнулся Йонас и плеснул себе в лицо полные пригоршни воды.
Питер ссадил пикси на землю, слегка толкнул друга в плечо.
– Слушай, я тебя жду каждый вечер, ночами не сплю только затем, чтобы прогуляться с тобой. Мы с Офелией пережили чертовски трудные сутки позавчера, я стараюсь говорить только о хорошей стороне…