Офелия
Шрифт:
– Ух ты! – искренне восхитился Питер. – Какая автоматика! Пап, ты просто гениальный конструктор!
Леонард Палмер гордо улыбнулся, и мальчишке стало легче. Очень хотелось поскорее забыть безобразный диалог отца с дядей Фредом и ещё сильнее – вечер перед отъездом Питера к Литтлам. Хотелось, чтобы всё было как прежде. Чтобы мир, футбол по вечерам у приёмника, пикники по выходным, прогулки верхом…
– Полезай в кабину, оттуда русалку отлично видно, - распорядился отец и, подхватив чемодан Питера, пошёл к «Силвер Клауду», возле которого скучно курил Тревор.
Всю обратную дорогу Питер смотрел на Офелию. Окна, опоясывающие цистерну «Посейдона», давали хорошее освещение
Русалка плавала взад-вперёд вдоль окон и что-то с большим интересом рассматривала в стороне от дороги.
– Эй, привет! – помахал ей Питер. – Я пришёл. Что там у тебя интересного, покажешь?
Офелия, довольная его возвращением, закружилась в воде, белые ленты спиралями вились рядом с ней. Питер посмотрел на испачканную травой и землёй новую футболку с единорогами, держащими герб «малиновок», показал на себя:
– Вот, гляди: единороги. Ты говорила, что у вас таких не бывает. А у меня они есть.
Она заинтересованно вгляделась в рисунок, расправила уши и отплыла. Потом вернулась, покружилась и снова уплыла к окнам на противоположную сторону. Питер понял, что она пытается ему что-то показать, и обошёл «Посейдон» вокруг. Офелия уже ожидала его там, где окна выходили на лесополосу за обочиной. Убедившись, что мальчишка смотрит на неё, русалочка указала куда-то ему за спину в сторону зарослей.
Питер долго вглядывался, но ничего не увидел, кроме густого кустарника и шумящих листвой деревьев. Он повернулся к машине, поглядел на Офелию, которая жадно припала к стеклу, развёл руками:
– Тут только кусты. Что ты хотела мне показать?
Она упорно указывала на что-то позади него, волновалась. «Может, там зверь в кусах?» - насторожился было Питер, но тут же отогнал от себя эту мысль. Ну какой зверь рядом с шумным шоссе? Значит, не зверь, а что-то другое привлекло внимание Офелии.
Мальчишка присел на корточки и указал на пыльный кустик блёклых цветов у дороги:
– Ты это показываешь?
«Нет», - качнула головой русалочка и снова протянула руку. Питер задумался. Там, куда она показывала, не было ничего такого, на что можно было бы обратить внимание. Но ведь что-то же Офелия видела.
Мальчишка поднял с обочины камень, показал русалке:
– Это?
Нет, не камень. И не клок бумажного пакета. И уж точно не куриная косточка.
– Ну, я сдаюсь, - развёл руками Питер. – Прости, я не понимаю.
Офелия беспокойно крутанулась, ударила в стекло ладонями, снова указала на заросли кустарника.
– Там, да? – уточнил Питер. – За кустами? Точно там что-то важное?
Он вздохнул для храбрости и полез сквозь кустарник. «Что я делаю? – думал мальчишка. – А вдруг там сбежавший
Но вопреки его ожиданиям, за кустами не оказалось ничего опасного. Лишь неглубокий овраг, в котором звонко журчал ручей, полускрытый поникшими ветвями ив. Питер разочарованно пожал плечами и собрался уже уйти, но помедлил. Что-то не так было с этим местом, и он хотел понять, что же. Не зря Офелия показывала на него.
А потом он заметил крошечные искры, пляшущие над водой. Сперва он принял их за брызги, подсвеченные солнечными лучами, что прошивали тонкими иглами полог листвы, но пригляделся и увидел, что искры двигаются. Питер сделал шаг, чтобы лучше рассмотреть, и искры брызнули врассыпную, как будто неуклюжий мальчишка напугал их. Словно кто-то провёл по лицу ласковой прохладной ладонью, взъерошил вихры лёгким ветерком – и всё пропало. Осталась лишь необычная тишина, нарушаемая лишь пением птиц где-то высоко в сплетении ветвей, и чувство необычайно свежего воздуха. Будто не было за спиной пыльной, пропахшей бензином и выхлопными газами автострады.
– Пи-и-ите-е-ер! – донёсся издалека мамин голос, и мальчишка поспешил обратно.
Пока отец и Тревор курили в сторонке, Питер постучал по окну цистерны, подзывая Офелию, и шёпотом спросил, указывая в сторону скрытого от любопытных глаз ручья:
– Что это там? Я видел, да.
Офелия подарила ему долгий, наполненный радостью взгляд, и что-то начертила пальцем по ту сторону стекла.
– Погоди, я не успел увидеть. Нарисуй ещё раз, - попросил мальчишка и медленно провёл пальцем по окну туда-сюда.
Русалочка повторила, но Питер снова не понял, что она изображает. И тут его осенило:
– Погоди! Я принесу бумагу и карандаш!
Он едва успел: взрослые, беседуя, направились к машинам. Питер подбежал к окошку цистерны, постучал и повторил, указывая в сторону кустов:
– Нарисуй, пожалуйста, ещё раз, что там.
Он водил карандашом по белому листу, точно повторяя каждое движение Офелии. Рисунок вышел простой, но очень понятный: квадрат, сверху треугольник. Точь-в-точь как на кубике с буквами, которыми они с Офелией играли. Такой рисунок обозначал дом на кубике с буквой «Д».
Офелия (эпизод тридцать пятый)
Половину ночи Питер провёл без сна. Лежал в кровати, сбросив на пол одеяло и положив ладони под затылок, и думал о том, что же такое «дом».
Дом – это не просто крыша над головой. Русалки живут под открытым небом, но у них тоже есть понятие дома. Что хотела сказать Офелия, показав Питеру тайный ручей у дороги? То место, где просто хорошо? То место, что скрыто от глаз? Место, в котором живёт волшебство? Убежище нетронутой красоты?
«Наверное, там, в зарослях, сохранилась частичка её мира, - размышлял Питер. – Это не было обычным ручьём. Вода там пела, как живая. И даже воздух был вкусным. И эти искорки… Может, они разумны? Может, они пришли из другого мира на помощь попавшим сюда оттудышам? Эти искорки так малы, что вполне могут путешествовать с ветром. А что в них? Может, они заменяют оттудышам письма и несут в себе слова поддержки? А может, это те, кто остался там, далеко-далеко, отдали частичку своей души, чтобы вдохнуть силы в тех, кто томится в плену? Их так много – и искорок, и оттудышей… А может, огоньки обозначали собой вход в другой мир? Как в давние времена, когда люди жили рядом с теми, кого сейчас приравняли к опасным врагам… Вот куда надо отвезти Офелию! Выпустить её там и она сама найдёт путь домой! Дом… Вот что оно значит!»