Офелия
Шрифт:
Фред положил книгу Питера обратно на подоконник, посмотрел на солнце, золотом разливающее закат по крышам домов ниже по улице, и сказал:
– Знаешь, Пит, я вообще не верю в то, что на материке война. Есть такое мнение, которое, возможно, не соответствует действительности, что нет там никакой войны. Те, кто попадает служить в окрестности «пятна междумирья», или пропадают, или возвращаются совсем другими. И хранят всё то, что видели, в тайне.
– Ну, на то она и военная тайна! – развёл руками Питер. – Это даже дети знают.
– Верно. Но я не видел
Мальчишка нахмурился. А ведь Йонас что-то подобное пытался ему сказать, но очень осторожно… Но друг Ларри же погиб из-за войны! Или ему просто так сказали?
– Мистер Литтл, - задумчиво начал Питер. – Уилл Мёрфи, друг нашего Ларри, повесился, когда вернулся с фронта. Нам сказали, что он сошёл с ума от того, через что ему пришлось пройти. И что те, кто возвращаются, часто становятся сумасшедшими. Что их сводят с ума песни сирен. И вообще магия, которой живёт тот мир.
– И ты в это веришь? – подслеповато глядя поверх очков с толстыми стёклами, поинтересовался Фред Литтл.
– Не знаю, - честно ответил он.
Вопрос дяди Фреда плотно засел у Питера в голове. Не давал покоя, требовал версия, пояснений, доказательств. А у мальчишки были только домыслы. И нежелание верить, что все кругом врут. «Так же не может быть! – в отчаянии думал он. – Раз газеты пишут, радио говорит и по телевизору даже хроники показывают, война есть. Не будет же нам государство врать…»
На следующий день, прямо перед отъездом на Клифтонский мост, позвонили ребята.
– Привет! – хором провопили они, когда Питер взял у тёти трубку. – Мы звоним тебе из телефонной будки на заправке! Как ты там?
– Я в порядке, сейчас поеду мост смотреть. Кев, Йон, какие новости?
– Синяк ещё не прошёл! – радостно крикнул Кевин, потом в трубке зашуршало, и заговорил Йонас: - Здорово, Пит-К-Бристолю-Прибит! Так как тебя нет, мы в спорт решили удариться. Кев колошматит перчатками какую-то подушку, а я плаваю.
– А Офелия? Как она?
Трубка выдала сдержанный вздох.
– Она готовится к выставке, - по тону Йонаса было понятно, что ничего хорошего с Офелией не происходит. – Меня боится, как кипятка, с сестрой твоей иногда играет, но как-то без особого удовольствия. Лошадку катает по островку. У неё ещё кубики пластмассовые плавают с буквами. Хотел научить её составлять какое-нибудь неприличное слово, но она ко мне не подплывает.
– Передай ей, что я скоро вернусь, - попросил Питер и спросил: - Погоди, а зачем тебе бассейн? От нечего делать?
– Ах-ха, я всё делаю именно от безделья и скуки! – усмехнулся Йонас, а Кевин где-то рядом с ним со смехом прокричал: - Палмер, этот придурок сказал, что хочет переплыть Ла-Манш!
– Ч-чего?! – обалдело спросил Питер.
В трубке зашипело, защёлкало, и связь прервалась, оставив Питера наедине с уймой незаданных вопросов.
А после был старый подвесной мост над рекой, бегущей в ущелье далеко внизу, и закат, окрашивающий благородным золотом город в долине, и ветер, холодный и свежий, ерошащий отросшие за месяц
Питер закрыл глаза – и тут же рядом с ним встали Йонас, Кевин и Офелия. И они вместе смотрели на далёкий город, лежащий в ладонях долины, и перегнувшись через перила, махали руками Эйвону, а под мостом звонко пищащей стайкой вились задорные пикси. Йон говорил что-то о рыбе, которая может тут водиться, Кевин – о том, что тут можно возвести плотину и построить электростанцию на энергии воды. А Офелия просто слушала и забавно шевелила ушками…
– Ты просто сияешь, зайчик, - с улыбкой сказала тётя Тереза по дороге обратно. – И мне радостно. Впечатления – это то, что тебе необходимо.
– Как гостю? – отвлечённо спросил Питер, разглядывая лес из окна машины.
– Не только. Как художнику – прежде всего.
Питер поёрзал на скрипучем сиденье и погрузился в размышления о том, видел ли Джон Симмонс тех, кого рисовал. Уж очень реалистичными были некоторые его работы.
«Даже странно. Может, между нашим миром и миром оттудышей уже давно существовали какие-то дыры? Не может же так быть, чтобы много-много людей разных народностей взяли и одновременно выдумали почти одно и то же. И художники, которые иллюстрировали старинные книги… Они тоже рисовали пикси синими, сирен – черноволосыми и со змеиным туловищем, а сиринов – в ярких крупных перьях. Значит, всё же видели люди оттудышей. И жили мы с ними рядом изначально. А потом как будто дырки между мирами затянулись, и у нас исчезло волшебство. А может, в мире Офелии и люди есть, только мало? Спросить бы её, но вот как?»
В субботу утром Питера разбудил бодрый дядя Фред в модном твидовом пиджаке и дурацкой шляпе.
– Подъём, племянник! Собирайся, завтракай – и едем! – пропел он приятным баритоном.
Питер спросонья подскочил в кровати, испугав спящего в ногах старичка Пуффа.
– Куда? – хрипло спросил мальчишка, щурясь от солнца, пробивающегося между штор.
– Как это «куда»? – дядя Фред положил перед Питером шорты и новую футболку с эмблемой «малиновок» - парой единорогов. – Сегодня выходит срок твоего заключения у нас в гостях!
– Я поеду домой?
– Поедешь, поедешь! Иди умывайся и за стол. И пошустрее.
Мальчишка наскоро собрался, уложил свои вещи в сумку, не забыв про футболку для Йона (надо же было с толком потратить свои карманные деньги!), с удовольствием съел омлет с кусочками тунца, выпил чашку чая, и спустя десять минут старенький «Дженсен» Фреда Литтла повёз его прочь от Бристоля. Питер помахал в окошко тёте Терезе, кивнул железнодорожному музею, как старому знакомому и подумал, что, пожалуй, ему будет не хватать дней, проведённых в гостях у четы Литтл.