Офицерская баллада
Шрифт:
Марат кашлянул и спросил:
– Ну все-таки, товарищ… Не вижу вашего воинского звания. Нельзя же исключать, что они на нас выйдут. Как нам своих людей инструктировать?
Здоровяк и не думал представляться. Сплюнул и ответил:
– Лейтенант, если они на вас выйдут, вам только и останется, что «груз двести» оформлять. Теоретически – брать живыми, стрелять по конечностям. Если ты успеешь эти конечности разглядеть, что вряд ли.
Хмурый Морозов исподлобья посмотрел на лейтенантов:
– Ну, все понятно? Цепью, интервал десять метров. Бойцов предупредите, чтобы патрон в патронник не досылали и с предохранителя не снимали. А то китайцы китайцами, а меры безопасности никто не отменял. Проверьте, чтобы вода в поясных флягах была. Солнце жарит – нам только тепловых ударов не хватало. Связь каждые полчаса. Действуйте.
Грохочущие вертолеты улетели на заправку, и над степью воцарились обычные звуки – свист ветра да стрекот саранчи. Цепь двигалась не спеша, поднимаясь на невысокие холмы и спускаясь в распадки. Каждый час Марат останавливал людей на перекур и обходил сводный взвод, разговаривал с бойцами. Ничего особенного замечено не было. Впереди, километрах в трех на север, ревела движком боевая машина пехоты, копошились фигурки – там вели поиск разведчики мотострелковой дивизии.
Первоначальное возбуждение от участия в реальной боевой операции давно прошло, солнце пекло, вода кончалась. И все уже надоело.
Двухметровый Олег Примачук подождал, пока Тагиров поднимется к нему на сопку.
– Ну чего, лейтенант, как думаешь: долго еще нам тут бродить?
– Не «лейтенант», а «товарищ лейтенант». И на «вы». Не забывайся, сержант. Бродить будем столько, сколько нужно.
Примачук оскалился.
– Ладно, ладно. Понял, товарищ командир.
– Еще бы ты не понял! А то не посмотрю, что ты старшина роты и «дембель», – огребешь у меня. Лучше скажи: ты ведь с Ханиным дружил?
– Да. То есть так точно, корешились. Жалко пацана, конечно. Хотя он особо не откровенничал ни с кем. Знаю, что девчонку очень любил свою, Наташку, из-за которой вроде… – Примачук замолчал, помрачнев.
Тагиров, однако, решил продолжить:
– Скажи: а он стихи писал? И вообще, какой он был?
– Писал. Хорошие стихи, в рифму! Мечтал, как на гражданку уедет, женится. В институт хотел поступать. Такой, не сказать, что жадный. Бережливый, все на дембель копил, подарки хотел купить родакам.
– Что-нибудь было необычное с ним в последнее время? Перед этим…
Примачук отвел глаза, забормотал:
– Говорю же: особо не болтал, все с письмами Наташкиными носился да на складе торчал безвылазно.
– Ладно. Если вспомнишь – скажи.
Сержант повеселел.
– Так точно, товарищ лейтенант! Разрешите в бинокль глянуть?
Марат передал оптику и начал спускаться по осыпи в пересохшее русло давно умершей речонки. Камешки выскакивали из-под сапог и шуршали, наперегонки сбегая вниз. Тагиров покачнулся, поскользнувшись, схватился рукой за валун. Отметил самым краешком глаза еле уловимое движение.
Пятнистая тень вдруг выросла на полнеба, загородила свет. Удар летел сбоку в голову, Марат рефлекторно отшатнулся, чудом успев вместо виска подставить лоб. В глазах вспыхнуло красным, потом потемнело. Теряя сознание, услышал крик Примачука:
– Куда, гад! Не трожь летёху!
И отключился.
Глава третья
И все терялось в снежной мгле
Ольга Андреевна зябко повела плечами под тонкой шалью. Подошла к окну и потрогала длинными пальцами холодную батарею. За стеклом буйствовал ветер, несясь над землей бесконечной каруселью крупных хлопьев. Опять зима. На бесконечно долгие полгода.
Вернулась, забралась в кресло с ногами. Прикрыла глаза, чтобы лучше слышать ветер. Тихо прочитала вслух первую строфу:
Мело, мело по всей земле,Во все пределы.Свеча горела на столе,Свеча горела…Загрохотал сливной бачок – вода с ревом устремилась в преисподнюю канализации. В комнату вплыл Сундуков – сначала пузо, потом все остальное. – Че там у тебя сгорело?
Ольга Андреевна вздохнула.
– Это Пастернак, Коленька. Я же тебе давала читать.
– А… Зеленая такая книжица?
Женщина вздохнула снова.
– Нет, не зеленая. Неважно, забудь. Вы там определились с седьмым ноября? Программу утвердили?
– Так я чего? Есть старший по гарнизону – пусть решает. Ведущим концерта Тагирова возьмешь?
Ольга ответила почему-то севшим голосом:
– Думаю еще. Как там у него дела, кстати?
– А чего думать? Много ума не надо – со сцены трындеть, уж на это он способен, молодой! Дела у него – только свист стоит! Деру ж его, как Сидорова козла, ха-ха-ха!
Сундуков подошел к шкафу, скрипнул дверцей, оглянулся на жену.
– Хотел тебе на октябрьские праздники подарить, да раз уж зима началась, то тянуть не буду. Держи. Каракуль! Страшно подумать, сколько полковников без папах осталось, ха-ха-ха!
Бросил на колени серую шубку. Ольга Андреевна погладила курчавый мех, вслушалась в свои ощущения.
Интересно: у лейтенанта на голове волосы такие же жесткие? Зажмурилась, отогнала неуместную мысль.
– Коленька, ты такой у меня молодец! Спасибо, котик!
– Ой, ой, замяукала!
– Поцелуй меня.
Сундуков засопел, облапил ручищами. Резко ударило запахом чеснока и немытых подмышек…
Все-таки очень любопытно: жесткие или нет?
На кресле начальника штаба батальона сидел холеный капитан, в котором Марат сразу признал гарнизонного особиста Мулина. Лицом ко входу за столом развалился тот самый здоровенный дядька, который пугал лейтенантов китайскими диверсантами-профессионалами.
Получается, что не зря пугал. Тагиров инстинктивно потрогал лоб, где от здоровенной шишки остался так и не исчезнувший желвак. Роман Сергеевич, стоявший у окна, обернулся на стук в дверь.