Офицеры советских подводных крейсеров.
Шрифт:
Антон нёс вахту во вторую смену и кое-как урывками по 2–3 часа «на оба глаза» успевал «комара придавить». Что ни говори, но вахтенных офицеров было три человека. Хуже дело обстояло со штурманами — их было двое. Они несли двухсменку и сон для них был, как «манна небесная» — еда вкусная, но вкушаемая вдоволь только на небесах. Туда они не очень спешили….
В первый день плавания штурманёнок Веселов приклеил с внешней стороны входной двери штурманской рубки табличку: «Вход воспрещён» — гласила на ней надпись. Он полюбовался своим произведением и, облокотившись на дверь, стоя во входном проёме, задремал. Было около четырёх часов утра — время самого сладкого разгула сновидений в здоровом теле. Что ему мерещилось в дремлющей голове,
В то время с разрешения командира под руководством вахтенного офицера боцман в заданном десятиметровом коридоре глубин натаскивал своего сменщика тонкостям работы по управлению горизонтальными рулями. В результате его манипуляций образовался незначительный дифферент подводной лодки, но достаточный для смещения центра тяжести тела у дремлющего Веселова. Тело, пытаясь пробрести устойчивое горизонтальное положение, солдатиком грохнулось о железную палубу. Веселов очумело приподнялся на корячки и, как ни в чём не бывало, произнёс: «Б-р-р, что-то черти расшалились, так и пихаются!». В центральном посту все расхохотались. Штурманёнок поднялся, показал на табличку «Вход воспрещён». — Поняли? — произнёс он и удалился в рубку, закрыв за собой дверь.
Потихоньку жизнь подводников под водой стабилизировалась. Необычность обстановки, окружающей этот коллектив людей, герметично изолированных от воздействия внешней водной стихии прочным корпусом, постепенно становилась обыденно-терпимой. Совокупность специфических условий подводного обитания в свою очередь настраивали повседневную жизнь экипажа на особый рабочий ритм её функционирования. Главное, чтобы этот установившийся алгоритм умело поддерживался и не давал сбоев из-за пагубного вмешательства катаклизмов природы, силового воздействия людей внешнего мира, а так же из-за ошибок, недосмотров и некомпетентности отдельных членов самого экипажа.
Подводники отоспались и ощутили естественную потребность в минимальной информации о ходе выполнения задач кораблём, о событиях и жизни внешнего мира. Потребность в музыке, кинофильмах — одним словом, потребность развлечений была не первой, но и не последней в ряду нужд совремённого человека.
При всплытиях на сеансы связи одна из антенн выделялась на трансляцию по кораблю принятых передач. Если приём волн был удовлетворительным, то голоса из далёкой Родины доходили до ушей подводников в виде последних известий, музыки и песен. Кроме того, в установленное распорядком дня время, песни и музыку транслировали из записей на пластинках. Два раза в неделю посменно в кают-компании демонстрировались кинофильмы. Главные герои приключенческих фильмов о Тарзане, особенно Чита, стали объектами для подражания. Антон уже давно понял, что всевозможные запреты устанавливаются вовсе не для того, чтобы их соблюдать. Главная интрига жизни человека именно и заключается в том, чтобы трудности преодолевать, в том числе любые запреты и барьеры секретности.
На лодке, кроме основной штурманской прокладки пути движения корабля, по крайней мере в двух местах, велась своя «нелегальная» информативная прокладка для внутреннего потребления. Любой, уважающий себя человек, не желал, чтобы его, как неодушевлённого болвана использовали в тёмную. Умнейший человек, признанный вождь пролетариата В. Ленин учил, что учение — свет, а не учение — тьма. Подводники эту истину учли. На штурманскую рубку с надписью «вход воспрещён» они не посягали. Свет учения и сообразительность давали им возможность в любой момент увидеть текущие координаты места ракетоносца, автоматически транслируемых из навигационного комплекса в соответствующие потребители. Одним из таких потребителей был автомат пеленга и дистанции «Марс» в ракетной боевой части.
Ежесуточно новое изображение забавной рожицы Читы, показывающей задницу или фигу «дядюшке Сему» — то бишь врагам Советской власти, весело прыгало на флажке, водружаемого в точке местоположения подводной лодки, на ученических картах Северной Атлантики. Такие «прокладки» пути корабля велись постоянно операторами-управленцами на пульте управления главной энергетической установкой и в четвёртом отсеке операторами — ракетчиками. Картинки прыгающей Читы являлись предметом оживлённого обсуждения, заинтригованного любопытством, всего экипажа. Тем более, что постепенно смешные рожи Читы, пройдя этап совершенствования мастерства её исполнителей, обрели удивительное сходство с замполитом. Своя «Чита» рисовалась в каждом отсеке. Её образ отображал наиболее яркие ситуации героями очередного прожитого дня автономного похода. И только «посвящённые» знали, что флажок — победитель негласного конкурса прозванный «Зубиловской Читкой», непременно будет воткнут в точке настоящего пути пройденного ракетоносцем.
Никто не спрашивал откуда, но все знали, что корабль уже прошёл линию соединяющую мыс Нордкап — остров Медвежий и с этого момента морские денежки подводникам будут начислять не 30, а 50 процентов от штатного должностного оклада. Кто и когда провёл эту линию и какой смысл заложен в её существовании никто не знал и не знает. Не заходя за волшебную линию, корабли могли плавать вплоть до Северного полюса годами, но морские деньги им начислят всё равно не более 30 процентов. Государство, в котором финансистам платили вознаграждение за то, что они экономили средства там, где согласно закону и торжества справедливости должны их выплачивать, ставило под сомнение легитимность существования этих законов и самого себя. «Ветер веет, солнце светит, а верблюд идёт!» — посему, несмотря ни на что, командир со старпомом, уединившись в кают-компании, «рожали» командирское решение на преодоление Фареро-Исландского противолодочного рубежа, к которому крейсер неотвратимо приближался.
Их решение ощутимых изменений в тактику и режимы использование оружия и технических средств корабля не внесло. Назначенная средняя скорость перехода 10–12 узлов была достаточно высока, чтобы, не уменьшая её, каким-то чудом прекратить греметь на всё море-океан. Но деваться было некуда: дальность стрельбы ракетами не намного превышала 1000 километров и нужно было спешить дойти в район боевого патрулирования, из которого можно было достать супостата основным ядерным оружием.
— Анатолий Зюньевич, — обратился Баклашов к вахтенному офицеру первой боевой смены, — «на дизелях» на боевую службу в Северную Атлантику вы ходили?
Хотя существующая организация службы на подводных лодках не предусматривала несения командирской вахты как таковой вообще, тем не менее, возрастающий вес ответственности за последствия принятого решения на дорогостоящем корабле, требовал постоянного присутствия в его центральном посту самого опытного офицера с командирскими полномочиями. Поэтому командир, старпом и помощник командира несли вахту в паре с вахтенными офицерами в соответствующих сменах.
— Игорь Петрович, то время я, как вспомню — так и вздрогну! Ночью в штормовую погоду во время зарядки аккумуляторной батареи…. — «Эску» бросает, как щепку! Ты, привязанный к ограждению рубки цепью, чтобы не смыла волна за борт, свою душу еле удерживаешь в попытке улететь то ли в небо к богу, то ли вниз в гости к Нептуну. Невольно в этот момент думаешь: какой же смысл такая жизнь имеет вообще?
Все «радости» плотской жизни из желудка улетели за борт уже давно. Корень и принадлежность мужского достоинства, в холодной воде заполнившей гидрокомбинезон, замерзал до такой степени, что его найти и пописать практически было невозможно. А тут ещё «Нептун» с крылышками — американский противолодочный самолёт — здрасте! Бум, бум — обвеховал тебя буями со всех сторон! — тренируются, богатые сволочи…. Им за каждый отстрелянный патрон отчитываться собранными гильзами не нужно. Ты ему погрозишь кулаком, а он тебе помашет крылышками, покружит и удаляется восвояси.