Огнеглотатели
Шрифт:
— Лечит кровь, дыхание, кожу, глаза, мозги, — говорит. — И сердце лечит.
Так и держит его.
— Вас что недужит, сэр?
Он покачал головой. Она вложила кулек ему в руку.
— Возьмите, сэр.
Он облизал губы, пожал плечами, дал ей монетку.
— Спасибо, сэр, — говорит. А потом как заглянет мне в глаза: — Ты будешь счастлив в любви, — говорит. — Это я тебе бесплатно.
Повернулась и ушла.
Папа сунул кулек в карман. Посмотрел вниз.
— Всегда одно и то же, верно? —
Закурил. Мы пробирались между лотками. Посмеялись над бородатым стариканом, хлебавшим сидр, он нес плакат-бутерброд:
ПОКАЙСЯ. ТЬМА УЖЕ СОВСЕМ РЯДОМ.
Зрителей мы не увидели, не услышали голоса, требовавшего заплатить.
— Наверное, двинул дальше, — сказал папа. — Здесь, небось, был только проездом.
И тут мы увидели под мостом высокий столб пламени.
— А может, вернулся, — сказал папа.
Пламя вспыхнуло снова.
— Сюда, — сказал папа, и мы зашагали в том направлении.
17
— Он, верное дело, — выдохнул папа. — Кто б мог подумать, столько лет прошло!
Я встал на цыпочки и попытался заглянуть через головы. Папа поднял меня. Да, он самый, прямо под мостом, полуголый, глаза опять так и сверкают. В руках — два горящих факела. Факелами водит вдоль тела. Отхлебывает из бутылки, дышит на факел, и изо рта у него вырывается пламя. Вокруг воняет гарью и парафином.
Он еще раз провел пламенем вдоль тела.
— Решится кто дотронуться до огня? — проревел он. — Решится кто заглотить пламя? Решится кто на этакое безумие?
Он сунул факел в рот, факел погас. Сунул другой, тот погас тоже. Открыл рот и выдохнул клуб дыма. Снова зажег факелы. Снова пыхнул пламенем, вырвался огромный широкий огненный флаг.
— Смертельно, — прошептал папа.
Я глянул на него.
— Огнеглотатели часто теряют легкие, а некоторые даже и жизнь. Стоит вдохнуть, когда нужно выдохнуть, и…
Тут Макналти как зыркнет. Потом как заорет. Держит факелы на вытянутой руке, а лицо запрокинул к небу. Быстро провел факелами вдоль тела.
— Если перед вами великий огнеглотатель, — говорит, — вы и не заметите, где кончается огонь и начинается человек.
Засунул оба факела в рот, потом вытащил; оба все еще горели.
Посмотрел на нас поласковее.
— Платите, — говорит. — А то не стоит заплатить за такое-то зрелище? А то не стоит заплатить, чтобы Макналти и дальше делал то же самое? Платите! Доставайте деньги и платите!
Сглотнул пламя, загасил факелы. Ткнул палкой с мешком в толпу. Кто стал кидать туда деньги, кто отшатнулся. Многие морщились и хмурились, другие качали головой.
— Дальше чего желаем? — прокричал он. — Цепи или иглы? Или еще огня? Хотите еще огня?
И увидел меня у папы на плече. Сощурился, подумал, будто вспоминая, кто я такой. Протолкался к нам, требуя и собирая монеты. Сунул нам мешок. Папа бросил туда монетку. Я соскользнул с его плеча.
— Привет, мой славный, — сказал Макналти.
— Здравствуйте, — ответил я тихо.
— Тогда рядом с тобой был ангел, — сказал он. — Я помню. Такой весь в красном.
— Мама моя. Она сейчас дома.
— Вот и хорошо. Мама моя дома, в тепле и уюте, — говорит. Глянул на папу, отвел глаза. Обхватил себя руками. — Ну и холодина в последние дни. Заметил, мой славный?
— Да.
— А шепотки воды слышал? — спросил он. — А громыхания в небе?
Я покачал головой.
— Так, может, это вздор. Только Макналти и его великое надувательство.
И как нагнется прямо к моему уху. А рукой схватил меня за плечо. Папа тоже меня держит, все остальные подошли поближе, пытаясь услышать, что там огнеглотатель толкует мальчишке, а мне казалось, что мы стоим вдвоем на причале одни-одинешеньки.
— Ты вот что, славный, — прошептал он. — Ты посмотри да послушай, как вода плещет и колокол звонит.
— Просто туман на реке, вот и звонят тревогу.
— А как в облаках громыхает, слышишь?
— Это самолет летит, мистер Макналти.
Он задержал дыхание, закрыл глаза, наклонил голову, снова вгляделся. Пододвинулся еще ближе — будто хотел, чтобы я расслышал звуки у него в голове.
— Ты послушай, какой вой и грохот стоит у меня в черепе.
— Я ничего не слышу, мистер Макналти.
— Правда? Снаружи — ничего? Тишь да гладь? Может, так оно и есть. Может, Макналти слишком много сидит в одиночестве, мой славный, ему бы рядом такого паренька, как ты. Давай помоги-ка нам еще разок, славный. Давай открой нам коробку.
— Макналти. — Это папа.
Макналти стрельнул глазами в его сторону.
— Помнишь меня? — спросил папа.
Молчание.
— Мы вместе были в Бирме, Макналти, — говорит папа. — На одном корабле возвращались.
— Я не помню, — говорит Макналти. — Помню, что днем светло, а ночью темно, а год крутится, будто колесо. — Он ткнул мешочком папе в грудь. — Давай раскошеливайся.
Папа опустил в мешочек монету.
— Мы были в Бирме, — говорит. — Мы там воевали, Макналти. Нас туда отправили совсем еще пацанами. И когда мы вернулись…
— Ничего не помню. Тогда стоял страшный зной, а теперь жуткий холод. Я был молод, теперь я стар. Помню, что этот парнишка мне помог, а с ним еще был ангел, а еще я слышу гром и рокот в небесах. Поможешь нам снова, славный?
— Это я тебе помог, — сказал папа. — Помнишь? Там, на лестнице. Когда тебя избили.
— Вот, погляди-ка, — сказал Макналти.