Огнем и мечом. Россия между "польским орлом" и "шведским львом". 1512-1634 гг.
Шрифт:
Несколько часов шло ожесточенное встречное сражение. И с каждым часом на его ход все больше влияло численное превосходство поляков. Наконец Лисовскому удалось собрать в кулак всю тяжелую конницу и нанести удар по самому слабому звену русской обороны, по легкоконному полку Исленьева. Удара панцирной кавалерии татары выдержать не смогли. Они вначале попятились, а затем бежали с поля боя. Ратники Лисовского меж тем развивали успех, опрокидывая один русский полк за другим. Но самого Пожарского поляки одолеть не смогли. Сборный отряд из дворян, стрельцов и казаков под командованием воеводы отбивался с такой яростью, что Лисовский вынужден был прекратить атаки. Польский командующий надеялся, что уцелевшая горстка бойцов
Это не было глупым упрямством. Воевода лучше других чувствовал обстановку, понимал ритм сражения и логику действий противника. Тяжелые потери, понесенные в ходе многочасовой битвы, произвели гнетущее впечатление на воинов Лисовского. Штурм укрепленных позиций Пожарского был невозможен без большой крови. И проливать ее предстояло наемникам, которые не рвались умирать за интересы польского короля. К тому же день подходил к концу, а начинать атаку в сумерках было не в обычаях Лисовского. Имелось еще одно важное обстоятельство, помогавшее Пожарскому держать оборону. Он верил в свои войска и ждал, что бежавшие ратники ночью вернутся в лагерь. Расчет оправдался. Поляки не стали упорствовать. Их армия отошла на две версты и расположилась на ночлег. До самого утра к русскому стану, на свет горящих костров, собирались прятавшиеся по лесам воины. Погибших оказалось сравнительно немного. К рассвету лагерь Пожарского обороняло уже около пяти тысяч человек. Теперь у Лисовского не было шансов взломать русскую оборону.
Три дня простояли друг против друга изготовившиеся к бою армии. И каждый час передышки играл на руку Пожарскому. Во-первых, он ждал подкреплений, которые уже вышли из Москвы, а Лисовскому надеяться было не на кого. Во-вторых, иноземные наемники не отличались верностью своему знамени и, при известной ловкости их можно было элементарно перекупить. Для этой цели русский воевода использовал «немцев», которые служили в его армии. По поручению Пожарского шотландский капитан Яков Шоу связался с соотечественниками и предложил им поступить на царскую службу. Английские и шотландские наемники, видя, что удача изменила их вожаку, начали переходить в русский лагерь. Войско Лисовского таяло на глазах…
Тогда польский командующий решил перехитрить судьбу. Тихо покинув место стоянки, он с остатками армии двинулся в район Кром, а затем внезапно повернул на север к Волхову и стремительно поскакал к Калуге. Лисовский рассчитывал, что ему удастся внезапным ударом захватить этот богатый город и тем восстановить пошатнувшуюся репутацию в войсках. Совершив стремительный 150-километровый марш, поляки заняли Перемышль и изготовились к броску на Калугу. Однако им не удалось перехитрить Пожарского. Воевода разгадал маневр Лисовского и послал конные сотни напрямик к Калуге. Остальные силы князь Дмитрий сконцентрировал у Тихвина, угрожая польской армии с фланга.
К самому же Перемышлю уже спешили подкрепления, собранные для Пожарского русским правительством в Казанской земле: от шести до семи тысяч татар, чувашей и черемисов. Лисовский не стал ждать развязки. Он сжег захваченный город и отошел к Вязьме, а оттуда — к Ржеву. В отступающей польской армии осталось меньше половины от ее первоначальной численности. Опасность, угрожавшая Москве с калужского направления, была ликвидирована. Однако огромное напряжение сил не прошло для Пожарского бесследно. Раны, полученные во время московского восстания 1611 года, все чаще давали о себе знать. Вскоре «припадок падучей» надолго приковал воеводу к постели. В Калуге он вынужден был сдать командование брату, Лопате-Пожарскому. Но тот не смог удержать армию под контролем. Вскоре после отхода Лисовского Лопата-Пожарский доложил в Москву, что «казанские люди все побегоша в Казань»{164}.
Находившийся в Ржеве боярин Федор Шереметев имел достаточно сил, чтобы попытаться добить Лисовского, но предпочел не рисковать, а отсидеться за крепостными стенами. Отсутствие погони и робость ржевского гарнизона ободрили польских ратников. «Лисовичи» развернулись и двинулись на восток к Угличу. Сил после боев с Пожарским оставалось немного, и потому отряд Лисовского шел проселками, обходя крупные города. Поляки разорили окрестности Ярославля, Суздаля, Мурома, Рязани и Тулы. Русские воеводы не смогли помешать стремительному рейду польской кавалерии. Только войско князя Куракина на время догнало Лисовского, когда тот, замкнув круг, вышел к Калуге с востока. Но русский командующий действовал нерешительно, и поляки без особых потерь оторвались от преследования.
Борьба с «лисовичами» очень ясно показывает, почему не сложилась военная карьера Пожарского после 1613 года. Опалы или забвения не было и в помине. Царь неоднократно предлагал своему лучшему воеводе высшие посты в армии. Иногда князь Дмитрий соглашался их занять. Но всякий раз старая болезнь валила его с ног, не позволяя довести до конца блестяще начатую кампанию. И потому Пожарский все чаще вынужден был отказываться от военных назначений. Зато после 1615 года успешно развивалась его гражданская карьера.
Весь 1616 год Россия и Польша провели, готовясь к новому решающему столкновению. Финансирование армии требовало чрезвычайных усилий. На Земском соборе в Москве выборные от городов и волостей согласились на сбор «пятой деньги» по всей стране. Однако чрезвычайный налог они были готовы платить при условии, что во главе этого дела встанет человек, пользующийся безусловным доверием общества. Таким, по их мнению, был князь Дмитрий Пожарский. В помощники ему Собор назначил дьяка Семена Головина и трех монахов.
Кроме финансовой подготовки к новой военной кампании перед Россией стояла еще одна важная задача. Перемирие со Швецией, действовавшее с декабря 1615 года, нужно было превратить в выгодный для страны мир. И здесь Пожарский тоже не остался в стороне. Используя близкое знакомство с Джоном Мериком, взявшим на себя функцию посредника между Москвой и Стокгольмом, князь Дмитрий неустанно убеждал Густава Адольфа в необходимости союза между Швецией и Россией. В результате заключенный 27 февраля 1617 года Столбовский мир оказался максимально выгодным для нашей страны, насколько это было возможно в тех условиях. По нему Швеция возвратила России большую часть «Новгородского государства», включая Новгород Великий, Старую Руссу, Ладогу и другие города. В оправдание этих уступок шведский король сказал своим приближенным, что «…Россия не подозревает о собственном могуществе, а иначе благодаря своим огромным средствам и неизмеримым пределам она наводнила бы Балтийское море своими кораблями»{165}.
«Вечный» мир с Густавом Адольфом был подписан исключительно вовремя. В Польше завершались последние приготовления к походу на Москву. В королевских землях ввели специальные налоги для оплаты наемников. Благодаря этому Сигизмунд III собрал 11-тысячную коронную армию. Его посланцы заручились поддержкой запорожских казаков гетмана Сагайдачного. В ноябре 1616 года на службу к польскому королю перешли некоторые из «воровских» атаманов, орудовавших в западных регионах России. В этих условиях для царского правительства крайне важно было обеспечить северный фланг своей армии.