Огненная лилия
Шрифт:
— Ты хочешь сказать — твое спасение!
— Что ты понимаешь в жизни, — возразил Бентон.
Розмари в волнении перевела дыхание. Она сама не ожидала, что сможет возражать отцу. Такая тихая, спокойная, девушка старалась, как могла, быть незаметной. Розмари никогда не могла постоять за себя, как бы оскорбительно отец ни поступал по отношению к ней, стеснялась создать кому-либо неудобства, беспокоясь чаще о других, чем о себе.
Но сейчас, в решительный момент, когда речь зашла о будущем, Розмари не смалодушничала.
— Я до сих пор не могу поверить, что даже такой человек, как ты, продает свою дочь мужчине, которого та презирает. И только ради того, чтобы сохранить свое положение в обществе.
— Что ты несешь!
— Так вот! Я говорю, что тебе уже ничего не поможет!
— Перестань, — зашипел Бентон, раздраженно пыхтя.
— Даже твои друзья — янки — не помогут спасти твое честное имя. Добропорядочные люди в нашем городе все равно ненавидят мистера Конвея.
Бентон презрительно хихикнул. Но было заметно, что он сильно раздражен. Тяжело ступая, он принялся мерить комнату шагами. Розмари боялась продолжать.
— Приличные люди? Это — восседающие на скамейках чопорные старухи! Они — общество, по-твоему? — Бентон говорил о жителях Пайн-Крика самым пренебрежительным тоном.
— Ты так считаешь?
— Да. Я прекрасно проживу и без них. Мне все равно, какого они мнения.
— Но все презирают тебя.
Розмари увидела, что озлобление Бентона нарастает. С минуты на минуту он мог разразиться страшным гневом. И тогда никому не поздоровилось бы.
— И ты можешь со спокойной совестью смотреть людям в глаза? — произнесла девушка сдавленным голосом.
Напряжение в общении между дочерью и отцом возрастало.
— Просто смешно, что я когда-то беспокоился о том, что обо мне говорят. У этих горожан нет ни власти, ни влияния.
— Они и их семьи останутся здесь и после того, как солдаты Союза и твои друзья, саквояжники, уйдут из города! Эти люди родились здесь, любят эту землю, они заплатили за нее потом и кровью. А твои друзья просто пришли сюда, попирая тела погибших солдат.
— Я не позволю, чтобы меня оскорбляли в собственном доме! — зарычал Конвей, багровея. — Ты выйдешь замуж за Джонса!
— Нет! Не выйду!
Гнев отца испугал Розмари, моментально растворив ее недавнее мужество. Но она решила не отступать. Она просто не может, недолжна уступать именно в этом. Речь идет о ее судьбе. Стать женой Фаркухара Джонса означает обречь себя на многие годы страданий.
— Я не могу!
— Ты можешь и выйдешь! — Глаза Конвея были похожи на два холодных осколка стекла. — А сейчас ты поднимешься к себе наверх и подумаешь о своих дочерних обязанностях. И не возвращайся до тех пор, пока не почувствуешь, что готова поступить так, как я приказал.
— Не принуждай меня, папа, — умоляла она.
Бентон был непреклонен. Он не собирался идти на поводу у этой безмозглой девчонки. «Ишь, как заговорила! Откуда такая прыть? Надо раз и навсегда поставить ее на место». — Мысли тяжело ворочались в него в голове.
— Иди к себе и обдумай, что я сказал.
— Но папа ?
— Не выводи меня из себя. Иначе будет плохо.
Казалось, Розмари уже его не слышала. Невеселые думы вконец расстроили ее. Она уже слегка походила на обезумевшую, не знала, что ей делать, куда бежать.
Она была страшно бледна, хотя на щеках и шее проступило несколько болезненных красных пятен. Глаза ввалились и потускнели. Казалось, еще немного, и организм не выдержит такого нервного напряжения, и она сорвется. С ней что-то должно было произойти.
Вдруг Розмари остановилась, почувствовав только сейчас, что вся голова в огне. Силы сразу оставили ее. Она вынуждена была присесть на край кровати. Отяжелевшая голова склонилась к подушке.
Закрыв глаза, бедняга пролежала некоторое время в забытье. Затем постепенно слезы подступили, и через минуту девушка разразилась беззвучным рыданием.
Теперь она принялась жалеть себя, отчего плач усиливался. Но вскоре, испугавшись, что ее кто-нибудь услышит, она села на кровати и принялась тереть глаза. Вопрос, что же дальше делать, вернулся к ней.
Мгновенно наступило облегчение, хотя боль не ушла.
Она никогда не выдерживала натиска отца, и он уверен, что и на этот раз она в конце концов согласится. Розмари боялась, что не сможет до конца быть непреклонной, что постепенно уступит ему. Бентон так и рассчитывал. Но это будет позором, если она разрешит ему сломать себе жизнь. Он уже отравил существование Линетт и испортил жизнь еще многих людей.
Ясно вспомнилось, как отец пытался завладеть домом Тэсс. Потом она подумала о тех людях, которых Бентон лишал земли или работы. До некоторого времени Розмари отказывалась видеть, насколько жесток был отец, но теперь она заставила себя признать это. Чтобы достать то, что ему хочется, он не остановится ни перед чем, никогда не заботился ни о ком, кроме себя. Даже явная любовь к Линетт была однобоким, исковерканным чувством. Он брал все от этой любви себе, не отдавая ничего взамен.
Но одно было точно. Ей надо уйти. Она просто не может оставаться здесь. Необходимо сбежать, как сделала Линетт.
Розмари не раздумывала, куда можно пойти, была просто полна решимости убежать до того, как вернется отец. Иначе он запрет ее на ключ. Тогда все будет кончено. Розмари спешно побросала в чемодан немного необходимой одежды, захватила маленькую шкатулку, в которой она хранила деньги и кое-какие драгоценности, доставшиеся ей от матери.
Потом она выскользнула из комнаты и стала осторожно спускаться по лестнице. Повариха Сэси, старая негритянка, посмотрела внимательно на Розмари, когда та пересекала кухню, направляясь к дверям.