Огненные Ифриты
Шрифт:
— В одном из демонских миров. — невесело признался ангел. — Я думал, она достаточно сильна, чтобы оторвать голову царице Савской. Но получилось наоборот. Надо же, а я отдал демонице последние силы.
— Любуюсь на тебя, мерзавца! Так откровенно во всём признаётся! Ещё раз сунешься в мои дела, я сброшу тебя в ту преисподнюю, откуда сам и выпустил!
— Есть нечто странное в том самообмане, которым тешит себя человек, когда решит создать себе химеру. — ответил ангел. — Какие он себе приводит аргументы, как мастерски объясняет противоречия, как ловко преуменьшает одни факты и раздувает в пузыри другие. Соломон, ты же видел пример чудовищного самообмана, и чем всё это кончилось. Любовь — великая химера, поглощающая разум и ниспровергающая в кипящую
Царица Савская скользнула прочь от двери и осторожно стала спускаться по ступеням, больше всего опасаясь, что царь узнает, что она подслушивала эту тайную его беседу с ангелом. Ничего она не поняла, кроме того, что крылатый вестник пошёл против воли Соломона, и что тот действительно повелевает ангелам, а те его боятся. Прекрасный демон света пытался воздействовать на Соломона и заставить его исполнять нужды ангелов. Он даже пошёл на преступную подставу, рискуя собственной жизнью. И всё ради чего? Чтобы развести её и Соломона! Что за вселенский заговор?!
Она добежала до кровати, забралась под одеяло и тогда лишь задрожала — не столько от холода, сколько от предчувствий.
Когда царь вернулся, осторожно ступая по коврам, она лежала с закрытыми глазами и притворялась, что спит. Она слышала, как упали с тихим шелестом его одежды, как он скользнул к ней. Прохладная рука осторожно обняла её, и Маргит сделала вид, что только что проснулась.
"Он меня любит. Так любит, что готов порушить всё, что кому-то прежде обещал. Свой долг, свою страну, свой трон, свою власть, преклонение народов, исторические судьбы. Он выбрал неизвестность и любовь. Он переборол себя и больше не вернётся к оставленному. Мне больше ничего не нужно."
Джублаит — так Джублаит, как бы ни назывался в веках старый додонский город! Главное, что в нём есть волшебный источник, который сохранится и через три тысячи лет. И мечта Соломона вполне осуществима.
Глава 18
Когда утром Соломон проснулся, то увидел сумрачно-лиловые глаза, глядящие в его зрачки. Женщина рядом с ним не спала и ждала его.
— Что случилось? — спросил он.
— Время, мой царь. — ответила Маргит.
Она не могла дождаться, когда они отправятся на поиски пещеры. Ведь там, за этими тёмными зёвами разверзшейся и застывшей лавы, её ждёт долгий путь с царём. Неважно, тут же отправятся они, или сначала он проведает копи, чтобы собрать побольше золота, набрать народу, снарядить экспедицию. Ведь они будут вместе, их объединяет одно дело — обоих занимает это предприятие, оба ждут от него многого, при том неважно, каков результат. Это их общее дело. Это как раз то, что соединяет сердца в едином биении. Это тот великолепный самообман, о котором оба прекрасно знают. Это путь в неизвестное, который не кончается никогда. Это то человеческое свойство, которое не в состоянии понять и оценить практичные ангелы с их статичным мироощущением. Им не понять иррационального стремления конечного разума краткоживущего существа к познанию того, что необъятно, поискам давно забытого, к жажде несбыточного.
— Ты спрашивала, что я ищу там. — говорил Соломон, глядя в глаза своей прекрасной спутницы. — Я тебе скажу: секрет бессмертия. Сегодня наш день.
Да, эта цель как раз по нём. Будет ли там эта формула, за которой нырял на дно моря шумерский герой Гильгамеш — неважно. Войдёт ли он в ту пещеру, как Геракл, ищущий в мифическом саду Гесперид яблоки, дарующие жизнь вечную — не имеет значения. Нескончаемый путь — вот что главное, даже если прервётся он внезапно.
— Я
***
Конный отряд летел по зелёной долине, по древней земле, где скрылось некогда от своих сородичей-рабов мятежное Даново колено. Ушли они на юг и затерялись в горах, создали собственное царство. Обследовали окрестные вершины, собрали и записали сведения, которые принесли с собой ещё из египетского плена. А потом ушли, разнеся по свету вести о некогда могучих обитателях Земли, о звёздных тайнах, о глубокой мудрости, о поиске, о вечном беспокойстве ищущего. Носилась тайна среди людей, трепетала крыльями, пела на высоких шпилях дворцов, говорила на людных базарах, сидела на горячих камнях в пустыне, встречая караваны. Ждала, предлагала себя, искала родственную душу.
Приходили гости, искали простого человеческого счастья: поесть обильно — мяса побольше, вина попьянее. Одалисок нежных и послушных — гарем с пристроем. Кто ж бежит от такого счастья — вот и оставались костями сухими в песке. Бесчисленное множество счастливых.
Но вот пришёл избранник Судеб — тот, кого ждала тайна. Тот, кто может взять, тот, кто хозяин, тот, кто искал.
— Я долго размышлял — думал, сравнивал, хотел понять. — говорил он ей, несясь узда в узду, стремя в стремя по зелёному ковру долины, навстречу красным горам. — Я понял: есть в мире две породы человека. Одна — тяжёлая, тупая, косная, озабоченная единственно насущным днём, упёртая глазами в землю, из которой вышла. Это масса животных, которых почему-то наделили мозгом, в котором есть две мысли: есть и совокупляться. Просить еды, молиться за еду, работать на еду, переводить еду, боготворить еду. Они окружают свой инстинкт размножения всякого рода почтительными знаками: они молятся на свой инстинкт, они обожествляют свою низменную природу, они возносят ей монументы, словно само присутствие этого жвачного стада на лице Земли есть некий высший знак. Они силятся изображать из себя избранников Творца, воюют за право называться сыновьями Неба, убивают за внимание богов, ревнуют, бесятся, грызутся.
И есть другая, редкая порода человека — нечто действительно посеянное звёздами. Некое семя, оброненное в мир пришельцами извне. Кто-то, подобный мощью придуманным богам, заронил во тьму Вселенной чудесную живую пыль, и та влетела и оживотворила мёртвый лик материи. Те редкие частицы звёздной пыли, влетая в атмосферу, зажигают след. Они волнуют, они пугают, они притягивают, зовут и обманывают ожидания. Когда к месту падения звезды прибегает жвачное животное, оно хватает небесное зерно, надеясь разжиться чем-то жвачно-ощутимым. И разочаровывается — это не еда. Но зерно посеяно, и оно даст всход — среди бесчисленно-тупого множества животных. И тогда родится подлинный сын Неба. Один в безлюдной пустыне среди ходячей плоти, одушевлённой лишь инстинктами. Его оболочка — смертное естество человека, в ней скрыто звёздное зерно. Вот откуда берётся в этих редких природных самородках неограниченность полёта мысли, мечтательность, уносящая за атмосферу, за пределы мыслимых пространств. Что ему, живущему свой краткий век среди низменности плоти, великие светила, несущие свой свет из глубоких далей, из тьмы безвременья, из невообразимости невообразимого? А он поднимает глаза к небу и говорит со звёздами, как с братьями. Он — светоч миру, он смысл всего живого, подобные ему вершат историю, бросая вызов вечности.
Я знаю, Маргит, я — звёздное зерно. Я ощущаю в себе тот долгий зов, что шёл из глубины веков. Я оброненный осколок, я утраченная часть разума Вселенной. Я утерянный сын, я тот, чьего возвращения ждут и боятся. Я чёрная звезда на небе. Я Бог и я же Демон. Каким мне быть — тебе решать.
Отряд летел по зелёному ковру долины, минуя мирные стада антилоп и зебр, пасущихся на склонах, минуя спешащие ручьи и хищников, пьющих у воды. Он огибал пышные рощи и заброшенные сады. Он мчался к горам, к древней тайне мира. Или к химере разума, к праху суетности. К иллюзии могущества.