Огненный дождь
Шрифт:
– Лария! – неверяще прошептал трибун. – Лария!!!
Она не могла ему ответить, оттуда не отвечают. Он несколько мгновений ещё стоял над ней, потом медленно осел на пол, взял ещё не остывшую руку в свою и заговорил, медленно и уже никуда не спеша рассказывая историю своей к ней любви. Долгую историю, куда более долгую, чем у него было времени. Он не ушёл от неё даже когда в дом ворвались варвары. Их милосердный меч и прервал его страдания. ТАМ, как известно, всем найдётся место.
18.Стратиг Фобий и его жена. Дария. 25 день месяца Бокогрея.
Фобий уже успел пожалеть, что поддался первой слабости
А новости, доходившие и до простых воинов, звучали всё хуже и хуже. Поначалу ещё ладно, варваров, как и предполагалось, запустили в город и начали избивать. Почти взяли ворота, почти уничтожили отряд, прорвавшийся к эмпорию, окружили другой – на форуме Морского Быка. И тут – как обрезало добрые вести. От ворот защитников, в основном ополченцев отбросили. Ошмётки варваров сумели захватить какие-то дома в эмпории и теперь яростно оборонялись, наверняка рассчитывая отсидеться за стенами до подхода основных своих сил. Но хуже всего получилось у форума Морского Быка. Там поначалу даже удалось свалить кого-то из архонтов. Варвары понесли безумные потери, гонцы докладывали о сплошном ковре из их тел, мёртвых и ещё живых, устлавших весь форум. Даже если представить, что там всё чуть хуже, чем говорится, потери – ужасающие. И вдруг – такое. И вдруг известие, что варвары, сметя по пути заслоны на прилегающих улицах, дошли до форума Сирен, взяли Префектуру Преторий, вроде бы даже дошли до стен цитадели… Если всё так, город можно считать павшим. Цитадель – центр города, была сейчас слишком слабо защищена, чтобы долго выдерживать натиск варваров, основные же силы, брошенные к воротам и в засады на форумах, сейчас были разбиты, либо спешно отступали. И он не сомневался – собрать их на ещё один бой не удастся. Значит – всё. Значит, единственная сейчас часть в городе, способная сражаться – четыре тысячи заморских легионеров, которых он пока держал при себе…
Морозило. Внизу, под прикрытием галереи, солдаты беззаботно шутили, смеялись и что-то там мастерили, готовясь к обороне. Здесь, в отличии от арифм дарийских, не было новичков, либо взявших в руки оружие подневольно. Только ветераны, те, кто уже дослужился до принципа, а то и триария, кто гордился собой и не приучен был отступать. Именно эти солдаты два года назад, прибыв на выручку окружённой номадами Аурии прямо с кораблей атаковали конницу. И – победили, хотя до того дня пехота конницу одолевала крайне редко, случаи можно было по пальцам одной руки сосчитать, и ни разу в тех случаях не находилось места пехоте базиликанской. Сейчас, кстати, подле них расположились те самые десять номадских сотен, которым Фобий так и не нашёл применения в городе. Номады, великолепные лучники, чьё искусство ни у кого не вызывало сомнения, должны были прикрыть пехоту стрелами. Может, хоть так польза будет!
Стратиг неспешно спустился по ступенькам вниз, свернул за угол дома… Здесь был сад. Был, есть и, наверное, останется даже тогда, когда его кости истлеют без следа. Мать Анны, благородная севаста Феодора, слыла заядлым садоводом, некоторых даже коробила такая любовь к копанию земли – вовсе не благородному занятию, по мнению абсолютного большинства. Ну, она была другого мнения и за сорок лет своей жизни успела создать потрясающий сад. Сейчас здесь паслись номадские кони. Обгрызали голые ветви…
Фобий медленным шагом – спешить пока было некуда – прошёл через аллею, потом свернул налево. Здесь стояла беседка, вот уже два года служившая им с Анной чем-то вроде укрывища. Когда хотелось остаться наедине, либо вовсе в одиночестве – одному из них – они приходили сюда. Наверняка и сегодня жена – здесь.
Он не ошибся. Анна сидела на покрытой меховой накидкой скамье и тихо, чтобы никто не дай бог не услышал, плакала. Тихо и безнадежно. В отчаянном желании удержаться кусала губы и снова плакала. Может быть, уже и от боли…
– Анна! – тяжело сказал он, но жена не услышала. Он повысил голос. – Анна!
Жена вскинула свои прекрасные чёрные глаза, полные слёз, вскочила…
– Фобий… Как ты здесь оказался?!
– Тебя искали! – повёл стратиг плечами, словно смутившись того, что оказался здесь не ко времени. – Я зря пришёл?
– Нет, что ты! – она, похоже, сама не знала – рада или нет. – Я просто хотела одна побыть.
– Так мне уйти? – на всякий случай уточнил Фобий.
– Нет, нет! – Анна порывисто, как когда-то во времена начала их любви вскочила и обвила его шею тонкими и длинными руками. – Мне страшно, не уходи…
– Чего ты можешь бояться, когда я рядом? – нарочито бодро спросил стратиг.
– Смерти… - она призналась не сразу, потупив глаза и краснея. – Я знаю, ты не отдашь им меня живой! И я готова, но – боюсь! Мне страшно, муж мой и господин! Просто страшно.
– Анна, ты никогда ничего не боялась! – искренне удивился «муж и господин». – Ты самая отчаянная женщина в Дарии! За то и брал в жёны…
– Я за себя и не боюсь! – ответила та после короткого, тяжёлого и непонятного молчания. – Я жду ребёнка, Фобий!
Господь Всемогущий, Пречистая Роза и Святой Крест! Все святые Базилики, это случилось! Они столько ждали этого мига, так о нём молили, шли на всё… Случилось! После двух лет бесплодных попыток! После унижения, когда на тебя глядят с издевкой – случилось! Сейчас. Она сказала об этом сейчас. Когда в городе – варварские сотни, когда до гибели – шаг а до плена и того меньше. Только сейчас, когда на море шторм и спасения нет!
– Почему ты не сказала раньше? – безрадостно, пытаясь взглядом просверлить в снеге лунку, спросил стратиг после некоторой паузы.
Анна тихо заплакала. Она вообще легко открывала дорогу слезам, а сегодня из неё лилось посильнее чем во время дождя. Уже сквозь слёзы ответила, не скрывая обиды:
– Я сама узнала вчера вечером! Когда – поругались! Когда мне было говорить?!
– Так может… ошибка? – с нескрываемой надеждой спросил Фобий.
Анна рыдала уже в голос.
– Нет! Я не ошиблась! У нас будет ребёнок! Будет! Даже если ты не хочешь!
Фобий вновь, как вчера вечером, почувствовал непреодолимое желание вскочить и уйти, убежать прочь. Но на этот раз остался и только сильно, так что она вскрикнула, прижал к себе Анну. Держал так достаточно долго, чтобы она немного утихла. И только потом заговорил, медленно и тихо, чтобы она прислушивалась, прислушиваясь – успокаивалась а успокаивалась, начинала вникать: