Огненный крест
Шрифт:
Живу еще отчасти недавним, заграничным, южноамериканским, тропическим. И ярким! Такая яркость в наших однотипных, серого цвета микрорайонах кажется – невозможной...
И вот письма, письма из далеких весей. Добрые и грустноватые. Полные надежд и наивных представлений. Как они разнятся порой с нашими (моими) понятиями о «переменах», о «представителях новой власти». Но какой «спрос» с дальних соотечественников? Радует присутствие любви к Родине, России. Но и вырастает нередко несогласие, возникает протестное в душе, когда заговорим вдруг на разных языках. О, эти старые то идейные, то политические, то «классовые» противоречия!
А это письмо ждал как из печи пирога. И оно было первым, долетевшим из-за Атлантики:
Г.Г. Волков. Из Каракаса – в Тюмень, 21 июня 1991 года.
«Дорогой Коля и всё родное нам теперь твоё семейство! Вчера получили твою телеграмму и всем стало легче: доехал, ты опять дома, в своих родных краях. Все мы, каракасцы, вспоминаем тебя и жалеем, что время пробежало так скоро. Вот недавно меня встретил сосед Жорж Новиков (помнишь, владелец магазинчика обуви), спросил – есть ли сведения о тебе, и он просит, чтоб я, когда опять поеду в Россию, взял с собой его дочку и показал ей «настоящих» русских и Россию. Она еще никого из гостей наших не видела. И я думаю, как устроить её в будущее лето в какой-нибудь юношеский лагерь в Советском Союзе, ей будет уже 15 лет. Дочка Новикова интересуется всем русским и очень гордится, что её дедушка и отец – русские. Я же сам мечтаю опять прилететь в ваши края – в Тюмень, Тобольск, потом поехать к родственникам Кати в Ростов-на-Дону и Волгодонск. И еще предстоит немало встреч с вашими суворовцами и нахимовцами, коль уж мы взялись крепить контакты с людьми, близкими нам по духу, по стремлению – возродить кадетские корпуса, как было в старой России...
Видишь, я неисправим: мечтаю, пока носят ноги!
Посылаю карточку, где ты ловишь рыбу на каналах Караибского моря. Честно говоря, я не очень верил, что моё приглашение осуществится. Твой приезд для меня прошел, как сон, всколыхнул всех нас, мы опять плотно общались, встречались домами и семьями... Опиши подробно свою обратную дорогу, все затруднения в пути, так как многие теперь хотят поехать в Россию, но страшатся еще неизвестного пути. Почем сейчас меняют валюту для граждан Союза и для иностранцев? Как прошел таможню на Кубе, на родине? Всё нас интересует, все мелкие подробности...
Как с посадкой огорода? Это важно. Знаю из своего жизненного опыта, что этот год будет у вас очень тяжелым. Также до нас дошли слухи, что лето у вас очень жаркое и всё горит. Вот и у нас уже 21-е число, а дождей нет, такого в эту июньскую пору еще не бывало. Должны идти тропические ливни и быть «нормальное» наводнение. А теперь из-за засухи и наши местные крестьяне не могут засеять поля.
Был ли в Москве у писательского начальства, смог ли заручиться помощью в добывании бумаги на нашу газету «Тюмень литературная»? Я доволен, что ты успел на президентские выборы в Российской Федерации, за которыми следил весь мир...
Сейчас у нас отмечают национальный праздник: День битвы при Карабобо. На том месте, под Валенсией, мы бывали с тобой, где построен величественный памятник-монумент. Весь город разъезжается на три праздничных дня. Дочь Оля с детьми и друзьями, молодые немцы, которые при тебе еще распродавались, едут на Золотой остров, где мы ловили рыбу. Катя и я остаемся дома. Я должен заняться нашим «Бюллетенем», много собралось рукописного материала о нашем будущем съезде кадет. Машинка с русским шрифтом одна и надо всё перепечатать, размножить, потом сшить страницы, сброшюровать, разослать по странам.
Пиши, как вы выкручиваетесь, что можно достать на базаре и какие цены. У нас всё есть, как ты знаешь, но цены таковы, что покупаем лишь самое необходимое.
Пиши нам обо всем. У вас теперь интересная жизнь, не то что у нас. Не забывай Рудневых, пиши им, будут рады. Только что позвонила Лидия Михайловна (старушка с книгами), передавала тебе привет... Твои – в далёком Каракасе».
Следующее послание, прилетевшее в эти же дни июня, тоже обрадовало своей теплотой и – неожиданностью:
«Дорогой Коля! Посылаю Вам на память Вашу фотографию (грустные что-то у Вас глаза на ней). Помните, как удирали с Вами перекурить, и как я, насколько было возможно, «спасала» Вас от плеяды стариков! Как на Вашем докладе с чудесными такими, разнообразными стихами, выпили по рюмке водки, закусывая – чисто по-русски! – соленым огурцом! Всё это запомнилось навсегда. Странными, наверное, Вам показались мы – «архаические древности» давно утонувшего мира, который, дай Бог, когда-нибудь возродится. Твёрдо в это верю, без этой веры жизнь лично для меня потеряла бы всякий смысл.
Надеюсь, что через год смогу прилететь в Советский Союз. Уже больше десяти лет коплю деньги на поездку. Полечу индивидуально в Ригу, где прошло моё детство и юность, в Москву, где родилась, и в Питер. К сожалению, до Тюмени не доберусь, а так хотелось бы познакомиться с Вашей семьёй и сотрудниками по издательству.
Всем, всем сердечный привет и спасибо, что вы такой – настоящий. Ваша Вера Кривцова».
Тормошу память, пролистываю недавнюю сумятицу тропических встреч, разговоров. Вера? Да, встреча была – одна, может, две. Краткие. А вот запомнились – ей, мне... Да, жаль, страны, Советского Союза, о поездке в который мечтала автор этого письма, не станет через несколько месяцев. И город детства Веры Кривцовой – Рига – останется «за бугром». Не станет вскоре и этой яркой женщины, хорошей русской поэтессы, так мечтавшей съездить на давно покинутую Родину.
Письма шли мне, моим друзьям-кадетам за Атлантикой. Нашел возможность знакомиться с этими посланиями. Настойчиво они шли, напористо, всколыхнувшимся морским валом, какие помнились мне у индийских, карибских или бразильских берегов... Письма о моей, о нашей России, её как бы заново открывали русские зарубежники каждый в своем представлении, понимании происходящего.
«... Перемена за один только год в отношении к нам, детям русских эмигрантов, в России поразительная, – делилась впечатлениями с моими венесуэльскими друзьями вдова русского кадета Инна Калинина из Парижа. – Помнится, в первый приезд таможенники буквально вывернули наизнанку чемодан и сумку. Библию, Евангелие и всю духовную литературу сфотографировали и спросили: везем ли это для личного употребления и повезем ли всё обратно? Пограничники из будки смотрели на нас и наши паспорта подозрительно, сверяя фотографии с лицами только что приехавших «преступников».
Сейчас было все доброжелательней, сердечней. И мы, живя в Петербурге у частных людей, увидели и услышали то, о чем нам
даже и не снилось год назад. Например, попали на фильм Станислава Говорухина «Так жить нельзя». Картина жуткая, раскрывающая все пороки советского строя, в которых, по словам создателей фильма, виновен коммунистический режим, правящий страной с 1917 года и приведший её к страшному моральному кризису... На экране портрет Наследника в морской курточке. Убили больного ребенка, убили его сестер. Убили всю царскую семью. Страшное преступление, за которое до сих пор никто не ответил.