Огневой вал наступления
Шрифт:
В результате маневра стрелковый полк при мощной поддержке артиллерии и танков перерезал рокадное (проходящее вдоль линии фронта) шоссе от Чарностува на Пултуск, прорвал полностью первую оборонительную позицию фашистов и вышел ко второй позиции.
Южней Глодово было старое кладбище, каменную ограду и памятники которого фашисты тоже использовали для обороны. Кладбище было опутано колючей проволокой, его обороняли автоматчики, взвод пулеметов и батарея штурмовых орудий. 1-я стрелковая рота 588-го полка 142-й дивизии получила задачу сковать боем противника и дать возможность другим ротам обойти этот опорный пункт. То есть здесь осуществлялся примерно тот же маневр, что и 176-м полком 46-й дивизии. Поддерживала
В то же время главные силы 588-го полка, обойдя этот опорный пункт, вели уже бой за третью вражескую траншею и крупный опорный пункт в деревне Тшцинец. Все командиры батарей 334-го артполка находились в стрелковой цепи вместе с командирами рот, поэтому их заявки исполнялись немедленно. Управление боем со стороны противника было нарушено метким артогнем, стрелки ворвались в Тшцинец, захватив в исправности две батареи полковых минометов.
Надо сказать, что в первой половине дня и вплоть до двух часов организованного артиллерийского огня противника нигде не было. Вели огонь лишь отдельные орудия. Приведу здесь некоторые из радиограмм, перехваченных у противника нашими радистами. Они дают представление о том, что происходило в стане врага в первой половине дня 14 января.
11 часов 30 минут. «Блиндажи разбиты. Положение тяжелое. Первая траншея занята противником. Что делать? Что делать?»
11 часов 45 минут. «Тридцать стрелков вышло из строя от танкового удара. Не могу больше держаться. Что делать?» [166]
13 часов 00 минут. «Русские танки движутся прямо на меня».
Ответ: «Знаю»{59}.
Представление о результатах нашей контрбатарейной борьбы, то есть о боевой работе 81-й и 56-й пушечных артбригад и корпусных артполков, мы получили уже в ходе боя, когда вражеские минометные батареи были подавлены все, а из назначенных к подавлению артбатарей вели огонь, да и то отдельными орудиями, только пять. После прорыва начальник оперотдела майор Михаил Киселев доложил мне, что его офицеры обследовали часть подавляемых батарей. Всего было обследовано 47 артиллерийских и минометных огневых позиций. Судя по воронкам наших снарядов, все позиции находились в зоне поражающего огня. На одиннадцати позициях брошены разбитые орудия и минометы, на четырех позициях орудия и минометы брошены в исправном виде, на других оставлены боеприпасы, автомашины, тягачи{60}. Этот итог можно было бы считать вполне удовлетворительным, если бы не одно настораживающее обстоятельство. Среди батарей, назначенных нашими специалистами по разведке к подавлению как батарей истинных, оказалось десять ложных. Противнику удалось нас ввести в заблуждение и вынудить тратить снаряды на пустое место. Я уже писал о разных хитростях, применяемых фашистскими артиллеристами. И то, что нам тоже удавалось их в этом отношении водить за нос — и очень крупно! — никак не оправдывает промахов наших разведчиков в определении истинных и ложных батарей. Пишу об этом, разумеется, без всякого удовольствия, но писать надо. Война — это борьба не только оружием, это и борьба умов, военных хитростей, смекалки, и представлять себе противника недотепой и простофилей — значит нанести вред прежде всего самому себе и своему делу.
К исходу дня 14 января наступающие соединения армии, отбив несколько контратак, в основном в полосе 90-й стрелковой дивизии, продвинулись в глубь обороны противника от 3 до 6 километров и вышли на рубеж Чарностув, Тшцинец, Громин Майерат, Бяловежа. Перед нами была вторая оборонительная позиция
Это обстоятельство штаб артиллерии армии должен был учесть. Подписанное мной боевое распоряжение № 13, разосланное вечером 14 января, требовало от артиллерийских начальников создать сильную противотанковую оборону. Ночью я выезжал в полосу 108-го корпуса, за ночь спешно были созданы противотанковые опорные пункты в Швелице (90-я стрелковая дивизия), в Госьцеево и Закренте (46-я стрелковая дивизия), которым поставил задачу: не допустить контратак противника с направлений: Бышево — господский двор; Вуйты-Трояны — Баранец; фольварк Козлово — Выгода, то есть с северо-запада, запада и юго-запада. Артиллерия, подчиненная 98-му корпусу, должна была прикрывать наступающие части от возможных контратак с юга, со стороны города Пултуск.
Однако основная наша задача на 15 января оставалась прежняя: сопровождать огнем свою пехоту и танки, завершающие прорыв, и обеспечить ввод в этот прорыв 8-го гвардейского танкового корпуса. Корпус в составе 252 танков и самоходно-артиллерийских установок вводился в прорыв в 9 утра после короткого, но сильного артналета по фашистской обороне{61}.
К семи утра все артиллерийские начальники доложили мне о готовности, и каждый хоть что-нибудь да сказал о плохой погоде. Сильный туман опять, как и в предыдущую ночь, лег на землю.
Запланированный нами артналет противник упредил своей артподготовкой всего на полчаса. В 8 часов 30 минут утра в туманном сумраке открыла огонь его артиллерия, загрохотали танки. Поступавшие к нам доклады говорили о том, что фашисты контратакуют главным образом в полосе 108-го стрелкового корпуса в стыке его фланга со 142-й стрелковой дивизией 98-го стрелкового корпуса. На этом пространстве, от Чарностува на севере и до деревни Тшцинец на юге, и завязался напряженный бой, который с чередованием атак и контратак продолжался до четырех-пяти часов вечера, пока не стемнело.
Когда выяснилось направление главного удара противника и в какой-то мере его цель (видимо, она была ограниченной — отбросить нас на исходные позиции), командарм генерал Федюнинский приказал отбивать атаки огнем с места. «Пусть сами в тумане напарываются на наши пушки, — сказал [168] он. — А мы свои танки побережем». И фашисты действительно напоролись!
173-й и 19-й стрелковые полки дивизии генерала Лященко овладели Чарностувом, точнее, уже западной его частью, которая раскинулась за рекой Пелта, и продвигались к лесу. Вдруг комдив звонит:
— Танки! Полки залегли. Дайте огня! — И сообщил координаты.
С моего наблюдательного пункта фашистские танки не просматривались — мешал туман. Пришлось вести огонь по площади. Я зачертил на карте квадрат, соответствующий переданным комдивом данным, вызвал к телефонам командиров тяжелых гаубичных и пушечных бригад. Дал целеуказание. Все дело заняло пять — семь минут, и вот уже четыре сотни стволов мощно ударили где-то за спиной. Когда отстрелялись, позвонил Лященко:
— Ну, — говорит комдив, — спасибо! Мы тут еле-еле на ногах устояли.
— Но хорошо?
— Отлично!
— А танки?
— Какие горят, а какие драпают. Тут еще пехота скапливается на опушке. Надо бы пощекотать.
— Дай-ка Сергея Ивановича!
Трубку взял полковник Новожилов, командующий артиллерией дивизии, я передал ему управление двумя тяжелыми бригадами, и он быстро управился с фашистской пехотой на опушке. 90-я стрелковая дивизия закрепила за собой Чарностув и стала продвигаться дальше на запад — к опорному пункту в господском дворе Кшемень.