Огню плевать
Шрифт:
Перекресток с шестиполосной Виривага-ню встретил меня еще большей толчеей — светофоры едва справлялись с разделением потоков двухколесников, над ними неспешно разлетались фаэтоны всех мастей.
Через дорогу в переулке с неприметного фургона торговали нелицензированным мясом. Свиные отрезы, потроха и уши были свалены в металлические поддоны, предусмотрительно накрытые тряпками — качество продукта и методы выращивания нелегальных свиноферм Такакханы вызывали определенные сомнения не только у тетронов, но и уличных казоку, и торговцы немало рисковали.
На всякий случай засняв
На углу у офисного здания в рядок сидели пятеро попрошаек, каждый из которых служил одному из покровителей района. Выудив из кармана горсть медных юнов, я подал каждому, почтительно кланяясь в ответ на благословления и пожелания хорошего дня.
Под подошвами загрохотал металл лестницы, уводящей на кольцевой пешеходный виадук. Поднимаясь над суетой перекрестка, я не прекращал внимательно осматриваться. Сигналили гендо, гудели фаэтоны, мычали коровы.
— Шестая мышка сердцем вышла, — нараспев пробормотал я в такт играющему в голове «джазу».
Над повседневной суетой и гомоном, одинаково пестрым и опасным, мне виделись течения и границы, заметные только посвященным. Островки уличной торговли дайзу и опианином[1]; скрытые яркими, ничего не значащими вывесками игорные дома для своих; кухни по пересадке органов и установке несанкционированных имплантатов; офисы манджафоко[2] и букмекерские конторы, пунктирные обрывистые маршруты курьеров.
А еще пятаки, неофициально выделенные под контроль тупомордых.
Один из таких располагался на юго-восточной стороне перекрестка, где традиционно расположилось боевое звено тетронов, как всегда сакральное числом, в удачу которого блюстители порядка веровали всей душой. Подняв забрала, трое патрульных пили чингу и ловко орудовали хаси, с феноменальной ловкостью выуживая из узких горячих коробок блеклую лапшу.
Как и все прочие товарищи из братства мнимой защиты законов, эта троица (еще будучи кадетами) прошла обязательные операции по укорочению челюстей и усилению их металлическими имплантами, издали даже напоминая людей. Впрочем, в опасной ошибочности этого сходства я убедился далеко не вчера…
В отличие от встреченных у рыбной фермы детективов, патруль был экипирован укороченными ассолтерами, а над трапезничавшими возвышался четвертый, закованный в броню-кастура[3]. В завтраке пилот не участвовал, и его отстраненность вызывала странное ощущение, что вытянутый шлем «моллюска» изучает перекресток со скрытой злобой к каждому из просканированных.
Впрочем, схожее выражение опасливой брезгливости читалось и на почти плоских мордах под открытыми темно-синими касками. «Полосатые рубашки» знали, что почти не имеют тут власти. Но были обязаны ее представлять, с риском для жизни намекая, что если казоку нарушат неписанные правила, по трупам неприкасаемого квартета в Бонжур войдут сотни механизированных «моллюсков»…
Медленно огибая перекресток по крытому кольцевому виадуку, через выбитые пластигласовые окна я заметил и наших. Молодняк
Все замеченные мной «Дети» были черноплечими, не особо крупными. Одетые в мягкие кепи и неброские просторные плащи, но с неизменными клетчатыми жилетами поверх плотных рубах или маек, они держались расслабленно и вальяжно, одним видом демонстрируя обитателям перекрестка, кто именно поддерживает здесь порядок и соблюдение правил.
На их черно-желтых жилетах было почти пусто, и лишь у некоторых серебрились простенькие значки и нашивки, вроде «устоял один против троих», «прикрыл раненого брата» или «промолчал на допросе».
— Вот же байши[4]… — негромко протянул я, тоже замеченный снизу.
Поднял левую руку, покачал скрещенными пальцами и большинство «Детей» ответило схожими жестами. Кроме двоих совсем уж новеньких, еще не встречавших легендарного бледношкурого манкса. Ну и, конечно же, юного Прогиба, от радости подскочившего на месте. Что-то пропищав приятелям, тот бросился к ближайшей лестнице виадука, лавируя в потоке пешеходов, словно капля ртути.
Вздохнув, я пожалел, что снова не выпросил у Сапфир фаэтон…
Вообще-то, меньше года назад попав в казоку и получив право носить черно-желтую жилетку, подросток попытался взять себе имя Разрушитель. Но вместо этого, как зачастую и бывает, в самые короткие сроки стал Прогибом. И мне почему-то представлялось, что это имя молодой чу-ха будет носить до скончания времен.
Не могу сказать, что парнишка был совсем уж несимпатичен, но подчас от его желания выслужиться откровенно воротило. Особенно с учетом того, что, вопреки стараниям, на жилете Прогиба до сих пор не осело ни единой регалии…
В общем, Прогиб был неперспективен. Да чего лукавить? У моего крохотного холодильника было больше шансов дослужиться до высоких постов в казоку.
К сожалению, сам парнишка этого осознавать не желал. Как и все бесперспективные существа в мире компенсируя бесталанность навязчивостью и имитацией беспорядочной активности…
— Ланс, куо-куо, добрейшего денечка-утречка! — скороговоркой протрещал Прогиб, с легкостью нагоняя, ровняясь и заглядывая мне под капюшон. — Пожуешь?
Он протянул надкусанный брикет «бодрячка». Вспомнил, что я не употребляю, торопливо спрятал в карман.
— Ага, точно… Вышел погулять?
От парнишки несло дешевым мускусным парфюмом, которым среди рядовых казоку-йодда[5] не пользовались только мертвые. Пыльные лысые лапы шлепали по бетонному мосту — обуви «Разрушитель» не носил, утверждая, что разделяет убеждения натуралистов. Но большинство «Детей» было уверено, что тому просто жаль денег.
— И тебе не болеть, Проги, — натянуто улыбнулся я, интонацией и проглоченным слогом делая злую кличку чуть менее обидной. — Работа зовет.