Огонь без дыма
Шрифт:
Так, на всякий случай. Пусть он знает, что я выполнила его просьбу.
– Я знаю, – сказал он. – Милая моя Альберта, я прекрасно знаю, что ты держала язык за зубами. И это очень хорошо. По крайней мере, доказывает, что ты не глупая трещотка.
Если честно, я почувствовала себя польщенной словами герцога. Стоит отдать ему должное, он умел хвалить так, что в душе разливалось теплое чувство благодарности.
– Итак, – проговорил Тегрей, вальяжно развалившись в кресле напротив, подняв фужер к глазам и рассматривая меня через переливы алого. – Неужели Томасу хватило ума расторгнуть помолвку? Не ожидал от него такого благоразумия, если честно. Видимо, он действительно очень хорошо относится к тебе.
– Благоразумия? –
И мой голос, как я ни старалась сдержать чувств, вновь тоненько задрожал от обиды.
– Альберта, я понимаю, что ты злишься, – с усмешкой сказал Тегрей. – Какой же девушке приятно, когда ее отвергают? Но попробуй отбросить эмоции и размыслить здраво. Томас – чрезвычайно тяжелый в общении человек. Надеюсь, с этим ты спорить не будешь. Верно?
Я неохотно кивнула. А смысл отрицать очевидное?
– Понятия не имею, как его терпит этот Велдон, – продолжил Тегрей. – Но здоровяку проще. По крайней мере, он всегда может хорошенько врезать Томасу. А ты слишком хорошо воспитана для подобного. Кстати, в этом твоя основная проблема заключается.
– С каких пор хорошее воспитание стало проблемой? – все-таки не удержалась я от нового вопроса.
– Оно становится таковым с тех самых пор, когда начинает мешать отстаивать собственные интересы, – сказал Тегрей. – Вспомнить хотя бы закончившееся расследование… Да-да, и не надо так хмуриться. Вижу, что ты уже поняла, куда я клоню. Как бы поступила та же Джессика, если бы я начал требовать у Томаса поцеловать ее? Ну или приказал бы раздеваться, как в том борделе? Неужели бы вжималась в кресло и тихонько краснела, умирая от смущения, как ты? Нет, моя драгоценная Альберта. Джессика знала себе цену. Сначала она бы влепила пощечину мне. А потом бы располосовала Томасу лицо. И плевать ей было бы на мое происхождение и великую цель, стоявшую перед нами. Если бы она согласилась на подобное – то только после долгих уговоров и обещания хороших отступных. А ты даже не заикнулась о том, что, по-хорошему, вообще-то надо как-нибудь компенсировать тебе все неприятности, выпавшие на твою долю в ходе расследования. Более того, я уверен, даже не задумалась об этом.
– Задумалась, – возразила я. – Но…
Замолчала, не в силах сформулировать мысль.
– Но тебе было стыдно первой начать об этом разговор, – догадливо завершил за меня Тегрей. – Ты надеялась, что король пришлет тебе приглашение и самолично признает все твои заслуги. Но когда этого не произошло, ты тут же смиренно поджала лапки и решила – ну ладно, обойдусь как-нибудь.
Я опустила глаза, покрепче сжав бокал. Тегрей говорил серьезно, без своей обычной язвительности. Но от этого почему-то было еще более не по себе. Как будто меня распекает строгий родитель, заставший на месте шалости.
– И вот опять ты делаешь так же, – спокойно произнес Тегрей. – Тебе не нравятся мои слова. Но вместо того, чтобы рявкнуть на меня и посоветовать не лезть не в свое дело – ты растерянно хлопаешь ресницами и покорно ждешь, когда я закончу.
– Как будто ты послушаешься, если я так скажу, – буркнула я.
– Ох, Альберта, Альберта! – Тегрей укоризненно зацокал языком. – Робкий маленький мышонок. Мне придется весьма потрудиться, чтобы разбудить твой нрав. Но да ладно. Чем тяжелее задача – тем слаще победа.
Я удивленно вскинула на герцога взгляд. О чем это он говорит? Как именно он собрался будить мой нрав?
– Вернемся к нашим баранам, – проговорил он, вновь слабо улыбнувшись. – То бишь, к Томасу. Итак, характер у него скверный. Он постоянно срывается на окружающих, и больше всего достается тем, кто волею судьбы вынужден чаще всего с ним разговаривать. А как мы только что выяснили, ты ему отпор дать не можешь, даже если он переходит всяческие рамки приличий. – Неожиданно сказал, прежде отхлебнув вина: – Вообще, стоит сказать, твоя связь с женатым мужчиной сослужила тебе чрезвычайно дурную службу.
– Это уж точно, – глухо согласилась я, привычно ощутив укол стыда при воспоминании о моей ошибке.
– Сослужила дурную службу в том плане, что теперь ты упоенно занимаешься самобичеванием по поводу и без оного, – добавил Тегрей. – Есть люди, которым нравится страдать. Которые малейшую неприятность способны раздуть до размеров вселенского горя, а уж если допустят ошибку – то потом долгие годы будут самозабвенно истязать себя раскаянием. Увы, по всей видимости, ты относишься к числу таковых. Ну переспала ты с каким-то идиотом, который немедля помчался хвастаться об этом таким же идиотам дружкам. И что?
– Как что? – Я так резко всплеснула руками, что чуть не расплескала содержимое бокала. – Это же… Это немыслимый позор!
– Не будь ты такой правильной, то с легкостью обратила бы эту ситуацию в немыслимый позор для Джеда Парксея, – перебил меня Тегрей.
Я озадаченно засопела. Откуда герцог знает, как зовут моего соблазнителя? Я ему об этом точно не говорила. Томас тоже вряд ли откровенничал. Неужели Тегрей собирал обо мне информацию?
– Вряд ли Джед принялся бы рассказывать о произошедшем налево и направо, – продолжил Тегрей. – Все-таки он женат. Ну посетовала бы при его приятелях, что кое у кого оказалось настолько мизерное достоинство, что ты чуть со смеха не умерла, когда он тебе его продемонстрировал. Поверь, после этого на Джеда обрушился бы такой шквал насмешек, что уже он превратился бы в запуганную жертву, вынужденную оправдываться.
– Но о замужестве мне бы все равно пришлось забыть, – резонно возразила я.
– А разве среди той компании был хоть один достойный кандидат? – Тегрей презрительно фыркнул. – Милая моя Альберта, поверь, настоящему мужчине плевать, был ли он первым у своей возлюбленной. Главное для него – стать последним для нее. Сделать все, лишь бы в браке с ним она и думать забыла смотреть по сторонам. Сравнений боятся лишь слабаки и неудачники.
Я заерзала в кресле. Что-то мне не нравится этот разговор. Слишком откровенным он становится.
– Тебе хоть понравился твой первый опыт? – спросил Тегрей. – Хотя ладно, можешь не отвечать. И без того вижу, что нет. И опять вернемся к Томасу. Итак, ваша связь была изначально обречена на провал. С одной стороны, самовлюбленный эгоист и тиран, которому плевать на чувства окружающих. С другой, наивная провинциалка, готовая при любом резком слове в ее адрес под землю провалиться. Если бы Томас тебя любил – то, возможно, он бы постарался как-нибудь совладать со своим характером. Был бы чуть мягче. Чуть больше внимания обращал на твои страхи. В конце концов, постарался бы раскрепостить тебя. Но тебе не повезло познакомиться с ним в самый тяжкий период жизни. Отвергнутый, бесконечно страдающий Томас… О, моя маленькая Альберта, я искренне сочувствую тебе. Представляю, как нелегко тебе пришлось. Томас решил доказать всему миру и в первую очередь неверной возлюбленной то, что прекрасно проживет и без нее. И выбрал для этого самый очевидный способ: сделал предложение тебе. Тебе, которая как две капли воды похожа внешностью на подлую изменницу, но при этом совсем другая по характеру. А потом он узнал, что доказывать, в общем-то, уже некому и нечего. Джессика мертва, следовательно, она никогда не признает ошибку и не почувствует досаду, наблюдая со стороны за его семейным счастьем. Что ему оставалось делать? Продолжать терзать тебя? Томас, при всей моей нелюбви к нему, все-таки жесткий, а не жестокий человек. Он ведь прекрасно понимает, что не сумеет сделать тебя счастливой. А именно счастья ты заслуживаешь. Ты спасла ему жизнь, рискуя при этом собственной. И я очень рад, что у Томаса хватило отваги сделать самый правильный шаг в этой ситуации.