Огонь неугасимый
Шрифт:
Если бы не те слова Стрельцова. Если бы не дрожащий голос Маргариты Илларионовны. Одним духом вскарабкалась Галка по шаткой стальной стремянке, примерилась и решилась было двинуться к Ивану по узкому двутавру вагонной рамы. И увидела, что поднял сварщик защитную маску. И ладно, так все же лучше.
— Ива-ан! — опять посигналила Галка. — Срочно к телефону!
— Кто там? — подозрительно присмотрелся Стрельцов.
— Почем я знаю, по телефону не видно. Сказано: срочно!
— Спрашивать надо, — упрекнул Стрельцов. — И не шастай тут! За тебя кто будет отдуваться?
— Не ори… — И вдруг выпалила: —
Вот и пойми постороннего, если сама себя понять не можешь.
— Возьму, — пообещал Стрельцов. — Если скажешь: кто там телефонит. Ну?
— Директорша…
— Я ж тебя просил.
— А она плачет, плачет, понял ты! — закричала Галка возмущенно.
— Чудачка ты, — вздохнул Стрельцов, стряхивая рукавицы в защитную маску. — Мне кто слезы утрет, а? Ты?
— Есть кому! — вырвалось у Галки.
— Да? Ты точно знаешь? — и помрачнело лицо Ивана. Постарело и сделалось жестким.
Может, это вчера показалось? Обознались, может? Нет. Но как же Зойка? Или она всем и каждому позволяет себя обнимать?
Трубку Иван взял осторожно, произнес уважительно, вполголоса:
— Слушаю вас, Маргарита Илларионовна. Да, Стрельцов, — и сделал Галке знак: выйти пока.
Маргарита Илларионовна рассказывала долго и сбивчиво. Сначала о том, что Егор вторую неделю не посещает институт, потом, без всякого перехода, о какой-то газете, где напечатаны какие-то обязательства. И опять о Егоре. Оказывается, дома он тоже давно не живет.
Иван слушал, не перебивая, надеясь, что директорша сама найдет путь к главному.
— Иван Родионович, — после короткой паузы, немного тверже заговорила Маргарита Илларионовна. — И очень прошу вас, очень прошу. Поверьте, он только вас уважает. Я это знаю. Согласитесь взять его в вашу бригаду. Я знаю, это не навсегда, не станет он ни сварщиком, ни монтажником, но может стать человеком. Прошу вас…
— Я не могу сейчас ничего обещать, — сказал Стрельцов, поняв, что именно это и есть главное. — Бригада решит. Но я хочу встретиться с Егором. Он взрослый, нельзя его, как в детсадик, на саночках или на закорках. Подумайте, где, как нам встретиться? Когда? И еще прошу: подумайте, как это будет выглядеть в плане этическом. Он все же Тушков.
— Так что же делать?
«Вот так. Проблему решает она одна. И за сына, и за мужа. Но почему, почему? Мария Семеновна тоже просит помощи, не спрашивая сына, но для сына. Так это же совсем иное. Не с кем посоветоваться, некого больше просить. А живут под одной крышей, некуда друг от друга деться. Тут почему одна?»
Завсхлипывала Маргарита Илларионовна. Ей там не легко и не просто. А она мать. Если и не понимает чего, то чувствует. Сердцем, материнской душой. Да и почему нельзя помочь Егору?
— Если удастся, скажите Егору: в семь вечера в субботу в Майском парке. Ну, скажем, у бильярдной.
— Спасибо… Я разыщу его, я передам. Он придет. Поверьте, он с большим уважением… Я его знаю. Спасибо.
Галка смотрела вопросительно. Конечно, она слышала здешнюю половину разговора, разве справится девчонка с любопытством? Упрекать ее не в чем.
— Слушай, Галк, а кто у тебя родители? — спросил Иван, так пристально рассматривая девушку, словно увидел ее впервые.
— Папа преподаватель…
— Отставник?
— Отставник. Но он любит работу.
— Жить где будете, когда распишетесь?
— У нас.
— Мишка согласен?
— Так у нас же три комнаты.
— Собачка есть?
— Какая собачка?
— Это я так. У одной девчонки тоже… просторно дома. Но у ее мамы собачка. Таран. Мама той девчонки очень любит свою собачку, а уходить в другой дом та девчонка не захотела. Ну да о чем толк! — как-то смятенно улыбнулся Иван. — Перетрется, дорога дальняя.
«Он любит Таню, — поняла Галка. — Но что ж тогда получается?»
— Если позвонит Маргарита Илларионовна, разыщи непременно. Это важно, — попросил Иван. — Только… знаешь, если на первых порах.
— О чем ты?
— О трех комнатах.
— Они хорошие. Ну, родители мои.
— Разные. Мишка и твои родители, я хотел сказать. Его прозвали Махно не только за длинные волосы. Он анархист. Нет, я… я ошибаюсь часто, но Мишку я знаю хорошо. Ты подумай, Галк, чтоб не было неожиданных огорчений, чтоб не спохватываться слишком поздно.
И ушел, улыбаясь рассеянно и грустно. Чудной. Но говорил искренне. Откуда ему известно? Михаила знает, это верно, так…
Галка не захотела развивать эту свою мысль. Подумалось, что не очень далек от истины был сейчас Стрельцов. Но что же делать, что теперь делать?
34
И опять звонко и требовательно зазвонил телефон. Галка подумала: снова директорша. Взяла трубку, сказала, словно разговор и не прерывался:
— Он только что ушел.
— Кто? — раздался густой бас.
— Стрельцов, — по инерции вырвалось у Галки, хотя она поняла: это не Маргарита Илларионовна.
— Это кто, я спрашиваю?
— Табельная.
— Передайте бригадиру котельного Павлову, что его вызывает директор. Срочно.
«Бог мой, это он сам, — узнала Лукьянцева голос Тушкова. — А я дура… Но зачем ему Михаил?»
— Вы что молчите? Вы меня слышали?
— Да…
— Передайте Павлову, чтоб он был у меня через сорок минут.
— Хорошо. Я бегу.
«Но что ж это они все на табельку да на табельку, — растерянно, подавленно думала Галка, и в самом деле бегом направляясь на котельный. — Есть начальник цеха, есть там у них посыльный… И почему именно Павлова? Почему так срочно и к самому? Наверно, опять у них что-то с этими, с предложениями. И почему так, почему? Хорошее дело, а надо пробивать, надо уговаривать всех, чтоб приняли, признали, не противились. А потом… — И вспомнила про Генкину «Антилопу». Горестная судьба. — И как можно, как только допустимо такое равнодушие? Довели до ума «Антилопу», работать заставили, рекордную выработку дали, а она вон — вся в пыли да в мусоре. Видят же люди, понимают же. Почему никто ничего? Не свое? А чье же, Генкино? Обидно. И за Ивана еще как обидно, и за Михаила. Ну, почему они должны доказывать, что хорошее дело, полезное для всех надо поощрять, а не губить? Теперь вон сам вызывает». И показалось Галке, что сам — огромный дядька с багровой шеей, поставит Михаила перед своим столом и скажет: «Ты как посмел на моем заводе воду мутить? Да я тебя вот!..» А Михаил не удержится, тоже что-то скажет. А директор…