Огонь с небес
Шрифт:
Николай приблизил его и «проверил на политике», как он это обычно делал — проверка была пройдена. Сначала Николай хотел назначить его главой Собственной, Его Императорского Величества Канцелярии. Потом понял, что в таком случае заинтересованные люди его просто загрузят текущей работой. Нужен был пост, на котором не было бы ничего, кроме контрольно-ревизионных мероприятий. При этом занимающий его человек должен быть достаточно сведущим, чтобы не ослабить армию, флот, спецслужбы перед решающей схваткой за мировое господство, но при этом указать на недостатки, упущения и, к сожалению, расхищения. Его Величество не хотел иметь меньше кораблей — он просто хотел «сэкономить на отделке».
И погиб.
После этого вопросы возникли ко всей системе безопасности, и человек, их задававший, Регент Престола Ксения Александровна была не из тех, кто легко удовлетворится пустыми ответами. Армия, почему вы, справившиеся с Англией, не можете справиться с Афганистаном. МВД — почему несмотря на огромные ассигнования не ослабевает угроза террора, почему в обществе идет брожение? Спецслужбы, назовите-ка мне последнего Самодержца, который умер своей смертью и не при подозрительных обстоятельствах, и тем более не от руки убийц. Не можете вспомнить? А чем вы тогда все там занимаетесь, скажите на милость.
Выступлением в Санкт-Петербурге они добились главного — продемонстрировали Ее Высочеству, что угрозы есть. И сделали Ее Высочество в какой-то степени зависимой от них, от генералов армии и безопасности. Потому что события показали — в армии есть недовольные. И в следующий раз — их может быть намного больше.
Они — вне схватки. Они — над ней. Как в повести Стивена Кинга — регуляторы. Дозировщики зла…
Каляев больше не хотел никакого раза, ни этого, ни следующего. Против лома нет приема. Он хотел два миллиарда рейхсмарок — ни больше, ни меньше…
И баста.
На улице грохотала перестрелка, стальные стены, укрепленные вырезанными из списанной бронетехники листами, резонировали от многочисленных попаданий пуль. Но пока держались. На первом этаже капитан второго ранга пробежал коридор, отомкнул один за другим два замка, которые были в комнате. Отступив, посветил фонарем.
— Встали и на выход, — коротко приказал он, — мы уходим.
Они встали. Женщина, двое детей. Рослый парнишка с бледно-голубыми глазами цвета крымского неба и светловолосая очаровашка с ярко-синими романовскими глазами цвета кобальта.
Каляев отступил в сторону.
— Пошли, пошли, живо!
Девочка вышла первая, женщина вторая. Парнишка шел третьим, Каляев не ожидал от него ничего, он уже думал о том, сколько его людей еще на ногах, как пробраться к взлетке, и цела ли еще техника — а если нет, то как, мать их всех, уносить отсюда ноги. Он был уверен в одном — лагерь скоро снесут артиллерийским огнем, если уже не сносят — а за ними будут охотиться, как за бешеными собаками. Но два миллиарда марок — достаточная сумма, чтобы устроиться в любом месте цивилизованного мира. Возможно, он что-то даже оставит…
— Мама, бегите!
Крикнув это, парнишка кинулся на него, в руке у него было что-то вроде заточки. Он еще не знал, что исход боя был предрешен еще до его окончания.
Во-первых, он закричал. Профессионалы — а он всегда хотел в спецназ — нападают молча и неожиданно, без предупреждения, без крика, потому что одновременно кричать и нападать ты не можешь, а враг может среагировать за доли секунды. Но ему казалось важным, чтобы спаслись мать и сестра, любой ценой. И его никто не учил — как надо. Отца у него не было…
Он подобрал и спрятал кусок железа на заводе. И заточил его, шоркая об стену. Надо было атаковать, чтобы убить, целясь заточкой в глаз или в горло. Такой штукой запросто можно прирезать или нанести такое ранение, что противник «потеряется» от болевого шока. Но только он попытался и ударить заточкой, и выдернуть пистолет из кобуры. А так не бывает, особенно если противник старше тебя, сильнее и опытнее. Надо вкладываться в единственный шанс, который есть.
Каляев, бывший оперативный офицер военно-морского спецназа, сумел отбить заточку, удар которой был нацелен в горло — грязная сталь просто оцарапала горло. Но все равно — это было неожиданно и больно. Он выхватил пистолет, но парень навалился на него с силой, которую нельзя было предугадать. Это была сила уже не подростка — молодого мужчины, всадника, привыкшего иметь дело с лошадьми и уделяющего внимание своей физической форме.
Он не сумел выбить окончательно заточку. Свободной рукой выхватил пистолет — но парень тут же вцепился в вооруженную руку с недюжинной силой, не давая поднять оружие. Он попытался поднять оружие — и почувствовал, что не может. Парень давил с такой силой, что рука онемела, и вдобавок он мог заклинить затвор.
И отступить было некуда. Они молча сцепились в тесном дверном проеме — старый волк-вожак, альфа-самец, и молодой, оспаривающий право на лидерство.
Тогда он задумал ответный ход: внезапно отпустить пистолет, парень «провалится», а у него в кармане есть «ругер», в барабане которого еще четыре патрона. Перехватить же пистолет за рукоять и применить его он не сможет. Он сам бы не смог.
Он так и сделал — внезапно отпустил пистолет. Но не рассчитал двух вещей. Первая — женщина, эта тварь, налетела на них и толкнула. Вторая — высвобождая руку, он случайно задел пальцем спуск. А этот пистолет — «кольт-1911» — отличался легким и коварным, очень коротким спуском. И он выстрелил…
Грохот выстрела — в тесноте человеческого месива — ослепил и ошеломил всех троих. Затем — женщина стала оседать на землю, а парень, забыв о том, кого он должен был убить, бросился к матери.
Не помня себя, Каляев выхватил револьвер из кармана и четырежды выстрелил ему в спину. Потом прислонился к стене…
Тошнило. От напряжения схватки, от кислого запаха пороха, от того, что он совершил только что — убил свое будущее.
Он обречен вариться в этой кровавой каше, в этом дерьме. Не для него — Буэнос-Айрес, куда он хотел направиться, курорты Барилоче, танго и доступные женщины. Все это — для других людей. Для тех, кто живет и не знает про тех, кто убивает и умирает ради них. Чтобы те могли продолжать жить. И продолжать не знать.
Выхода нет. Даже если его оставят в живых, даже если он сторгуется — он все равно никогда не выйдет из этого кровавого круга. Убивай — или будь убитым. Убивай — или будь убитым. Убивай — или…